Собаки, кошки, попугаи и другие
Шрифт:
– Дейзи говорит, что вы нездешний, - сообщаю я.
– По ее словам, вы вообще не из нашего штата. У попугаев чуткие уши, и они точно подмечают, что и как вы говорите.
– Верно, - признает ученый, - Дейзи права. Я из Вашингтона, округ Колумбия.
– Вот это да!
– удивляюсь я.
– А вы, поди, один из тех, кто работает с инопланетянином?
Он кивает, но с таким кислым выражением, будто узнал, что ему предстоит в выходные работать, тогда как все остальные отправятся развлекаться на пляж.
– Да, - подтверждает он с тяжким вздохом.
– Я один из тех, кто работает
– Некоторые уверяют, что инопланетянин зеленый, как гороховый стручок, - говорю я, памятуя вчерашний разговор в баре.
– А другие говорят, что цветом он, как шпинат. Так какого же он цвета на самом деле, как стручок или как шпинат?
Ученый хмурится, будто ему прежде и в голову не приходило, на какое растение похож инопланетянин.
– Не знаю, - признается он наконец.
– Наверное, цветом он скорее схож с горохом, чем со шпинатом.
– Здорово!
– восклицаю я.
Повод быть довольным собой у меня есть. Еще бы, ведь я сегодня узнал нечто важное, а узнать нечто важное, по-моему, - это почти что найти на улице деньги. Сегодня же вечером я скажу о цвете инопланетянина Джоу, и он будет удивлен тем, что мне известно об инопланетянине нечто такое, чего сам Джоу не знает. Джоу вообще помешан на инопланетянине, читает о нем все, что только можно, и если уж заговорит на эту тему, то его уже нипочем не остановишь. Но, оказывается, нечто важное можно узнать, и убирая за глупым далматинцем - а уж Дуралей, поверьте мне на слово, самый глупый на свете пес. Именно поэтому мы его и прозвали Дуралеем, но он, даже такой глупый, как есть, вовсе не плохой пес; сказать по правде, так я его очень даже люблю, может, даже больше, чем других собак, потому что он знает, когда нужно вести себя тихо, а это, согласитесь, для пса ой как важно.
Ученый смеется, но так тихо, невесело, будто и не смеется вовсе, а так, вежливо кашляет.
– А знаешь, ты оказал нам услугу, - говорит он, уже направляясь к двери.
– Мы попробуем использовать кого-нибудь, кто понимает речь других видов.
– Рад был помочь, - говорю я, хотя и не уверен, что верно понял его слова насчет «других видов». Может, он имел в виду инопланетянина? Ученые думают по-другому, не как мы, и потому многие слова у них звучат как нормальные, но обозначают почему-то совершенно иное. Однако помочь людям я всегда готов. Таков уж я по природе. Если кто-то просит меня о помощи, то я сразу все бросаю. Хотя последние дни в нашем городке мало кому, за исключением, конечно, животных, требуется моя помощь.
После ухода ученого Сьюзан и говорит мне:
– Здесь все еще безобразно воняет. Будь добр, Марти, не пренебрегай хвойным экстрактом.
Я выливаю остатки из бутылки в ведро с водой, от сильного хвойного запаха у меня немедленно начинает першить в горле, и я принимаюсь, точно заведенный, чихать. Из носа у меня течет, а я чихаю и громко, вслух считаю свои чихи:
– Ап-чхи раз, ап-чхи два, ап-чхи три, ап-чхи…
– Прекрати, Марти, - не терпящим возражения голосом велит мне Сьюзан.
В чихании есть несомненное преимущество - оно помогает от головной боли, и это, должно быть, оттого, что вместе с чихами из головы вылетает всяческий мусор.
Завидев,
– Марти, - говорит мне миссис Пископо, как только я вхожу, - тебе принесли телеграмму.
– Да?
– переспрашиваю я с таким видом, будто телеграмма для меня не в диковинку, хотя, на самом деле, телеграммы я ни разу в жизни не получал. Я прикидываю, от кого она может быть, но на ум не приходит ничего путного. Я думаю, что телеграмма вряд ли извещает о чьей-либо смерти, поскольку семьи у меня нет, а раз так - в телеграмме добрые новости - надо полагать, удача наконец-то повернулась ко мне лицом.
Миссис Пископо вручает мне сложенный бланк. Там написан мой адрес, и еще мои имя и фамилия: «Мартин Богети». Мое сердце учащенно бьется, и биться так ему есть отчего - моя фамилия написана верно, что случается нечасто, поскольку люди обычно пишут: «Баггати», «Богатти» или «Богарти», а однажды кто-то даже написал «Биг Готти». Удостоверившись, что послание точно предназначено мне, я трясущимися пальцами разворачиваю листок. Держать в руках телеграмму мне прежде не доводилось, и оттого читать ее я начинаю подряд с самого верха - с каких-то таинственных цифр и букв. Миссис Пископо стоит ко мне так близко, что я чувствую исходящий от нее сладковатый запах дешевого туалетного мыла. Ей, по всему видно, невтерпеж узнать, в чем тут дело. Наконец я добираюсь до самого послания и, прочитав его, в сердцах, как всегда, когда удивлен или напуган, восклицаю:
– Боже!
– Что там?
– немедленно вопрошает миссис Пископо.
Упрекать ее в излишнем любопытстве, по-моему, не стоит. Ведь она целыми днями напролет только и знает, что смотрит телевизор, варит супы да вяжет свитера для внуков, у которых желтая кожа и которые живут к тому же на другом конце света.
– Здесь сказано, что я выиграл в лотерею два миллиона долларов, - говорю я и вновь пересчитываю нули у длиннющей цифры.
– Точно, два миллиона. Смотрите, здесь написаны мое имя и два миллиона.
– Не верь этому, - советует мне миссис Пископо.
– Такое уже случалось с моим деверем. Наверняка, это - рекламный трюк, а на поверку тебе предложат купить недвижимость где-нибудь посреди болота.
– Ну уж с двумя миллионами долларов в кармане я, если захочу, куплю все болото целиком, - говорю я.
– Внимательно прочитай, что там напечатано мелким шрифтом, - настаивает миссис Пископо.
– Голову даю на отсечение: там кроется какая-то ловушка. В таких случаях всегда жди подвоха. Ведь, пойми, Марти, никто тебе просто так, не за что, денег не даст.