Собаки на заднем дворе
Шрифт:
– Спасибо, Лешенька, за такое доброе ко мне отношение, но есть нравственные нормы, которыми не следует пренебрегать, – с неожиданной твердостью, хотя и дрогнувшим голосом сказала она.
Не знаю, как выкручивался бы я из этой ситуации, если бы не тот самый уровень самосознания, на который неожиданно вывело меня неизвестно что. Клавдия Сергеевна вдруг показалась мне несказанно близким человеком, и я спросил:
– Вы что, никогда в своей жизни не любили?
– Любила, – растерянно произнесла она.
– Вы его разлюбили?
– Нет, просто он меня…
– Послал? – уточнил
Клавдия Сергеевна меленько закивала:
– Д-да, именно послал…
– Куда? – не унимался мой уровень самосознания.
– Не могу сказать, слово плохое…
– А вы намекните, – обнаглел я.
– Ну, почти что на ВДНХ, – пролепетала она.
Ее лицо из беломраморного превратилось в пунцовое.
– Клин клином надо вышибать, Клавдия Сергеевна, – веско заметил я. – У меня есть на примете один очень хороший человек. Сорокалетний, почти не пьющий (тут я сделал паузу, отдыхая от вранья), с отдельной двухкомнатной квартирой. Зарплата – приличная, как и положено вальцовщику шестого разряда. Имеет очаровательную собаку…
– Как его зовут?
– Рыбкин.
– А имя?
– Рыбкин, – в раздумье повторил я.
– У меня котик. Могут не ужиться, – вслух подумала Клавдия Сергеевна.
– Рыбкин или Адка? – решился уточнить я.
– Оба, – сказала математичка.
– Еще как уживутся! – просиял я от счастья. – Адка, она же маленькая, меньше крупной кошки.
– А как же я с ним… познакомлюсь, – запнулась Клавдия Сергеевна и посмотрела на меня с ужасом.
– Я его завтра к вам в школу приведу вместо отца.
– В каком смысле? – окончательно растерялась классная.
– В простом. Скажу, что вы за двойку моего отца вызываете и попрошу его сходить вместо него, прикинуться Алексеем Петровичем Смирновым.
– И он согласится? Он что, авантюрист?
– Нет, авантюрист это я, а он просто добрый человек, – искренне сказал я.
– Ну, если так… – пожала плечами Клавдия Сергеевна и вдруг вся затрепетала:
– А если он мне не понравится, или я ему? Если я его не полюблю? Или он меня?
– Сначала нужно узнать человека и попытаться его понять, а уж потом не любить, – выпалил я, не очень понимая смысла того, что говорю.
Клавдия Сергеевна смотрела на меня со страхом и удивлением, будто перед ней был не я, а директор школы Лютиков.
Глава седьмая
Возвращаясь из школы, я с ужасом думал о состоявшемся разговоре. Я вел себя странно и непонятно для меня самого. Но еще больше поражала Клавдия Сергеевна, которая не выставила меня вон, а вела разговор, как со взрослым человеком. Может, я уже неожиданно повзрослел? Или ей так сильно хочется замуж? Я вспомнил свою маму и ее отношения с отцом, которые и отношениями назвать можно было с большой натяжкой. И чего хорошего в этом замужестве, если от него одна морока? Этого я понять не мог. Женитьба – другое дело! Рядом с тобой красивая Она. И добрая. Обязательно надо, чтобы была добрая. Хотя, что толку-то? Вот моя мама добрая, а отец каждый вечер водку хлещет. Жена ему вроде бы и не нужна. Да и я не нужен. Хотя, как знать. Может, он мною еще гордиться
Важно, чтобы Рыбкин и Клавдия Сергеевна понравились друг другу. Я мысленно вжился в образ своей классной и посмотрел на Рыбкина ее подслеповатыми глазами: миловидное лицо, в молодости наверное отбоя от девушек не было. Если трезвый, вообще на артиста похож. Не скажешь, что работяга на заводе: взгляд – дипломированного инженера.
Попытался я посмотреть и на Клавдию Сергеевну. Смотрел, смотрел, но так ничего и не высмотрел. Тетка как тетка. Умная, в очках. Не орет. Дальше мои наблюдения давали сбой: то ли не хватало жизненного опыта, то ли я ничего не смыслил в женщинах. А, может, и то, и другое сразу.
Теперь самое главное – переговорить с Рыбкиным так, чтоб не было рядом отца. Это еще большой вопрос, согласится ли Рыбкин пойти в школу вместо него…
Проблема переговоров с Рыбкиным тет-а-тет разрешилась сама собой: мы столкнулись возле нашей парадной. Он выгуливал Адку, сосредоточенно, словно работал на своем вальцовочном станке. Увидев меня, он, как равному, сказал мне со вздохом:
– Из заводской медсанчасти домой отправили: гипертонический криз, говорят, у меня.
– Обидно-то как! – обрадовался я. – А что это за кризис такой?
– Сказали, не кризис, а криз. Это когда давление высокое. Пора завязывать с пьянкой и с нервными переживаниями. А как это сделать, ума не приложу.
– Так, жениться вам надо, дядя Рыбкин, – сходу пошел я в генеральное наступление.
Рыбкин поморщился, словно гипертонический криз находился у него во рту:
– Глупости только не говори. Какой на хрен жениться? Какая дура за меня пойдет?
– Да есть тут одна на примете, – загадочно сказал я, чувствуя, что меня обволакивает опять то странное состояние, которое я уже испытал во время разговора с Клавдией Сергеевной. – Очень хороший человек. И симпатичная, кажется, – чуть не выдал я своего сомнения.
– Все хорошие женщины, Леша, давно замужем. В свободном поиске – только такие же проблемные, как и я, – махнул рукой Рыбкин.
– А вот и нет! – взвился я, как кострами белые ночи. – Ее ученики любят. Она животных обожает.
В моей башке что-то затрещало электрическим током, и я брякнул:
– Ей, как и вам, человеческого тепла не хватает!
Рыбкин еще немного сосредоточенно смотрел вперед, а потом удивленно взглянул на меня:
– Про тепло сам придумал или она сказала?
– Сам, – поперхнулся я собственной мыслью.
– Ладно, рискнем, – вдруг принял командирское решение Рыбкин.
Наутро мы встретились с Рыбкиным возле парадной, как и договорились накануне, ровно в восемь утра. Он был в непривычном для меня синем костюме в мелкую полосочку и в галстуке, гармонировавшим с голубой рубашкой.
– Как я, не слишком?.. – спросил Рыбкин, и его мандраж передался мне.
– Очень впечатляюще, – искренне сказал я.
В это время дверь парадной резко распахнулась и на пороге появился мой отец, который обычно уходил на завод на полтора часа раньше.