Собиратель земель
Шрифт:
Относительно Нифонта, для меня принимать решение оказывалось несколько сложной задачей. По сути, лжесвященник отпустил меня, он явно дал понять, что не против узаконить свое положение. Я почти уверен в том, что Нифонт пойдет на сделку, причем, почти на любую. Как бы только образумить Изяслава Мстиславовича, чтобы тот, пусть и припугнул бы Новгород, но пошел на переговоры, а не проливал реки крови.
— Это очень… Сильно. Ты чей? Божий человек? Али от Лукавого? Понимаю, что нынче отец мой… Тяжко ему придется, если такую грамоту люди читать станут, — сказал впечатленный услышанным воззванием Мстислав.
Даже Агафья
— Как дите твое назвать, коли сладится? — усмехнулся я, показывая на Агафью.
Мстислава вновь бросило в эмоциональные качели. Столько эмоций молодой мужчина не мог поглотить, осознать, не получилось у него воспрепятствовать буйству чувств. Княжич рыдал. Но, это ничего. Как говорил мне мой дед, командир Красной Армии: «Плачь побольше, меньше ссаться будешь!». Вот такое доброе и нежное слово от дедушки получал любящий внук. Но авторитет предка незыблем, на него и ровнялся в прошлой жизни, да и в этой тоже.
Ростислав Юрьевич пребывал в чрезвычайно непрогнозируемом состоянии. Он то смеялся, то рычал, как зверь лютый, а после плакал, словно ребенок. Все рушилось прямо на глазах, будто Бог отказался от него. Даже сын предал, старший, для которого и строил свою державу Ростислав. А тут… Но не меньше на сознание князя повлияло и то, что из него делают безбожника, того, кто приказывает бить епископов.
— Одумайся, князь! — даже вернее самого верного человека, воевода Карачун, и тот не смог выдержать и высказывал свое отношение к глупейшим поступкам Ростислава Юрьевича.
— И ты, Карачун, туда же? — взревел князь. — Так возьми нож и выйди против меня! Что? Нет? Тогда не смей более советы давать!
Ростислав Юрьевич посмотрел по сторонам в поисках архиепископа Нифонта. Нет, не пришел во двор княжеского подворья главный новгородский священник, не хочет смотреть на казни.
Во дворе избитыми и связанными лежали более двадцати шведов. Это были остатки из тех, кто участвовал в избиении епископа у Суздаля в женском монастыре.Князь, когда началась успешная для его его врагов компания, направленная на сотворение из Ростислава того, кто отдает приказы бить православных священников, приказал найти тех, кто это сделал, кто жестоким образом избил епископа.
Князь поверил почти всему, что писалось в послании. Он хотел объяснить поступок своего сына, которого хоть и держал в строгости, но искренне любил. Единственным оправданием того, что Мстислав Ростиславович пошел на предательство, может быть вера в Господа. Да и сам князь, когда узнал из воззвания, что начало распространяться во Владимире, что избили священника, негодовал.
Чтобы умерить бунтарский дух, показать себя истинным христианином, Ростислав приказал найти тех, кто бил епископа Ануфрия и жесточайшим образом казнить их. Как ему не объясняли, что избиения и не было, что
— Одумайся, князь! — закричал на русском языке шведский командир-сотник.
Он был одним из тех, кого схватили. Вот только среди осуждённых была лишь половина из тех, кто тогда был у Суздаля, остальные не причастны. Ростиславу показалось, что обвинить во всем шведов — самое то дело. А еще в таком случае можно забрать у свеев все награбленное ими. Забрать и раздать новгородцам, даже некоторым владимирским боярам, чтобы те поддержали князя.
Ростислав ранее не был сильно энергичным князем, довольствовался тем, что есть, даже в дела Новгорода практически не лез. Но сейчас он показывал уже совершенно противоположное стремление, может быть, характер отца и деда стал пробиваться. Князь слишком много действовал. Пытался вникнуть во все дела, даже читал восковые таблички и бересту с записями, кто, откуда и сколько взял хлеба либо награбленного. И эти действия оказали обратный эффект, для князя не лучший. Он вникал в то, сколько получилось награбить и уже уличил многих в скрытии истинных масштабов грабежа.
Вдруг, Ростислав Юрьевич осознал, что новгородцы готовы его предать, пойти за сыном, так как тот предлагал относительно приемлемый выход из положения — просто вернуться в Великий Новгород. Учитывая то, что Владимирское княжество уже изрядно пограблено, по крайней мере, Суздаль и стольный град, что Новгород теперь обеспечен хлебом, можно уходить.
— Сажай! — закричал Ростислав Юрьевич.
Воины, ближние гридни, стали усаживать на заостренные колья избитых шведов. Послышались крики ужаса и отчаяния, проклятия и мольбы о спасении. Лишь сотник шведский с достоинством принимал смерть, с молитвой. Хотя, это не значит, что и дальше он будет проявлять мужество, ведь смерть на колу долга и мучительна. Можно и десять часов, и дольше, умирать.
— Это ошибка, князь, — из-за спины Ростислава со стороны главного крыльца шел Нифонт.
Архиепископ выразил свое отношение к происходящему, но не стал упрашивать снять шведов с кольев. А сейчас еще можно было спасти большую часть приговоренных князем людей.
— Что делать будешь? Здесь останешься или пойдешь Новгород спасать? Семь тысяч, или даже больше, конных из Братства отправились в город. Откуда только собрали? — спрашивал Нифонт.
Ростислав с презрением посмотрел на архиепископа. Если раньше князь постоянно слушался главного священника Новгорода, то теперь понял, что тот ведет свою игру. Ростислав Юрьевич убил бы своими же руками лжеца, но… Это только усугубит ситуацию.
Не обращая внимания на крики умирающих в муках людей, князь размышлял. Он, на самом деле, хотел нанести удар по Братству, учитывая то, что эти земли, которые, к слову, начинаются всего в семидесяти верстах к востоку от Владимира, остаются без защиты, ведь братья ушли к Новгороду. Но… новгородцы за ним не пойдут, а своей дружины окажется недостаточно даже для победы над Братством, если, как сообщается, пришли на помощь воеводе Владиславу.
— Карачун, ты остаешься на Владимире. Оставляю тебе две тысячи ратных, сам же быстро разобью то войско Братства, которое ушло на Новгород, и буду договариваться с Изяславом, — нехотя сказал Ростислав, после посмотрел на Нифонта. — Ты этого хотел? Чтобы я был унижен переговорами?