Собиратели осколков
Шрифт:
Вовчик попытался вспомнить, подключен ли Питер хоть к какой-нибудь энергосистеме, и не смог. Теоретически, конечно, должен: все-таки зона влияния; как же будешь влиять, если некому перекрыть крантик при случае? Только вот теории эти… С востока один, с севера другой, а погонный метр силового кабеля стоит о-го-го сколько — такое искушение, наверняка кто-нибудь отрежет; а друг другу-то свинью подложить — вообще первое дело. Что ж теперь, назад идти?
— Нет уж, фиг вам, — сказал Вовчик. — Дальше пойдем. Справимся сами… Если, конечно, ты…
— Я?
— Думаешь, надо?..
Лиза нехорошо изменилась в лице, и Вовчик поспешил замять тему:
— Ладно, заметано. А-э… кстати, всё забываю спросить: ты раньше в Питере не бывала?
— Ну… на самом деле, один раз только мы как-то залезли в Мемориал… Это если по южной дороге идти. А в самом городе — нет.
— Мемориал, мемориал… не помню. А что там?
— Да ничего интересного. Когда-то большая каменная палка стояла: Борис говорил, за победу в Войне, только вся осыпалась уже, оставалось метров пять всего. Ну и вокруг что-то было понакручено. Тоже всё развалилось…
— За победу? А что, кто-то тогда победил?
— А как же!? Раз война, значит кто-то победил. Нас же не захватили, стало быть, наша победа.
Вовчик почесал в затылке.
— А если захватили?
— То есть как?
— А вообще, с кем мы воевали-то?
— Ну ты скажешь тоже!
— А все-таки?
— Ну уж не с Боровом, я думаю.
— С кем?
— Ну, с Боровом. Который в Бору.
— Понятно… Ты монатки собрала?
— Давно уж, дяденька. Так мы идём или где?
— Пошли, — Вовчик пристроился под рюкзак.
Тот полегчал за последнее время: всё-таки ели они от пуза — но всё равно было в нем не меньше двух пудов; ничего себе вес для не слишком крепкогона вид молодого человека.
На самом деле он утянул бы два таких мешка: практика всё же; а с обвязкой было вообще легко и свободно — рюкзак плотно облегает спину, нигде не жмёт, не давит, всё отрегулировано — лепота!
Выйдя на трассу, Вовчик обошел кругом расплющенное тело, чем-то неуловимо напоминавшее собаку, ковырнул носком ботинка блеснувший между осколков черепа крестовичок стабилизатора.
— Классно стреляешь, подруга. А патроны — дерьмо, не взорвались. Вот ведь сука! — помянул Вовчик продавца, вытащил пистолет и вогнал для очистки совести пулю в стену дома напротив.
Грохнуло, стена — полтора этажа, три кирпича в толщину — плавно осела, подняв кучу пыли.
— Н-да. Ладно, поверим.
Если в окрестности трассы ещё держался худо-бедно кое-какой порядок: по крайней мере, заросли на полотне вытаптывались и выдавливались — то, отойдя в любой боковой проезд, вы попадали в настоящие джунгли: жуткого вида растения, огромные зеленопузые мухи, ядовитые сикарахи с клешнями и жалами, пятна мха-стрекала… Сохранившиеся вертикали покрывало кружево лишайников — тоже весьма едких, как заметил Вовчик, неосторожно притеревшись к какому-то чудом не рухнувшему столбу.
Они свернули с накатанного сразу за руинами моста. Мост был какой-то дурацкий: не через реку, не через яму, а так —
— Слушай, подруга, — обратился Вовчик к Лизе, — а ты мне вот что скажи… Ты детей собираешься заводить?
— От тебя, что ли?
— Да нет, вообще… Ну, вот вытащим твоего…
— Ни за что! — отчеканила Лиза.
— А-а-а… Ну тогда пошли.
Они прошли ещё метров сто. Ножей пока не доставали: несмотря на свою устрашающую пышность, кусты росли довольно редко, как бы специально, чтобы можно было пройти.
— А почему? — сказал Вовчик.
— Что «почему»?
— Ну, детей не хочешь — почему?
Он вдруг представил себе: лет сорок ему, борода, седина пробивается, рядом Лиза… Домик под стеной Кремля, огород, собственный комибайн… Сын — молодой, умный парень, весь в него. «Возьми, сынку, твоё время пришло…» — и отдать потёртый рюкзак и ребристый чёрный шарик размером в два кулака…
Он часто примерял к себе отцовство (теоретически) и по незнанию предмета думал, что своего ребенка учить легко и приятно… Додумавшись даже однажды, лежа в стогу сена после соития с очередной необъятной теткой и размышляя о высоком), что цель жизни любого уважающего себя мужика заключается в том, чтобы передать потомкам всю сумму накопленных знаний и навыков, он… короче, всё ещё пребывал в этом своем заблуждении.
— Потому, — отрезала Лиза.
— А всё-таки… если не секрет?
— Иди ты!…
— Да ладно тебе…
— Я. Не. Хочу. Об. Этом. Говорить. Понял?
— Ну как хочешь… — выдохнул Вовчик.
Не хочет и не надо. Может, уже попробовала… и судя по всему, не слишком удачно.
Ещё метров через пятьсот она сказала:
— А чего ты спросил?
Вовчик замялся:
— Ну дык… радиация всё ж таки.
— Ну и что, — безразлично сказала Лиза.
По голосу было похоже, что ей действительно всё равно. Настолько всё равно, что Вовчик ужаснулся. Видел он и такое…
….А на следующий день Толян нашёл Веру на соседней поляне: она висела на перекинутом через сук сыромятном ремешке, ногами чертила по повалившейся колоде… Какое синее было у неё лицо… И ничем это тело не напоминало Верку-Пончик — смешную пухлую девчонку, какой она была всего неделю назад… Скорее то, во что она превратилась, когда не вернулся Боб…
Тут Вовчик вспомнил, что на самом деле звали его Борис, хотя Боб этого имени и не любил…
Не понравилось Вовчику это совпадение. Очень не понравилось. Фил, сволочь, как ты некстати сдох!
Аптечка у Вовчика, конечно, была, но средства в ней были в основном народные: настоящая химия стоила умопомрачительных денег, да и пользоваться он ею не умел. И время не то: медицина нынче ориентирована в основном на раневую хирургию: антибиотики, антисептики… Антидепрессант — лекарство сытых гуманистов. Не выпускается. Не сезон. А жаль.
Отчего у Лизы приключаются такие перепады настроения, Вовчик предпочитал не думать. Ему хотелось убивать драконов.
И драконы не заставили себя ждать.