Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста
Шрифт:
А вот последнее прости я пришел сказать Риму к знаменитому фонтану Треви. Опять легенда. Будто бы для того, чтобы вернуться еще раз в вечный город, надо бросить в мраморную чашу фонтана монету, стоя к фонтану спиной и обязательно через левое плечо. Я кинул целую горсть монет. И Рим позвал меня во второй раз. Правда, новому свиданию предшествовали некоторые события…
Упоминавшийся мной добрейший Пал Николаич, увидевший во мне перспективного специалиста для неординарной работы, дал на меня наводку в тогдашнее Министерство государственной безопасности, вернее, в его отдел кадров. А я, вернувшись в Министерство внешней торговли с хорошими, как тогда говорили, показателями, начал работать в Управлении торговли с западными странами и готовить к защите диссертацию на тему «Внешнеэкономические связи Италии после Второй мировой войны».
В один
Товарищ Акулов предложил мне сесть напротив него так, чтобы свет падал мне в глаза, и начал душевную беседу. Сначала он подробно рассказал мне мою же собственную биографию, особо отметив как положительный момент отсутствие евреев в моей семье. Затем заявил, что я хороший, грамотный внешнеторговый работник, примерный член КПСС с истинно пролетарским происхождением, активист и общественник, безотказный помощник органов за рубежом и вообще свой парень. Далее товарищ Акулов поведал мне о бедственном положении, в котором оказалась государственная безопасность после расстрела злодея Лаврентия Берии.
— У нас плохо с кадрами внешней разведки, товарищ Колосов… Не хотели бы вы у нас поработать?
— В качестве кого?
— Ну, скажем, заместителя торгпреда в Италии с исполнением, естественно, ваших прямых обязанностей…
— А какие это обязанности?
— Ну, этому ремеслу мы вас научим. Итак?
— Можно подумать несколько дней?
— Зачем? Разве вы имеете что-нибудь против?
— В принципе нет…
— Ну вот и прекрасно, Леонид Сергеевич, — сказал он, — тем более что министр, товарищ Патоличев Николай Семенович, уже дал принципиальное согласие на ваш переход в наше ведомство. Теперь слушайте внимательно. В следующий вторник зайдете ко мне на Дзержинку, чтобы оформить необходимые документы. Возьмите паспорт и военный билет. В подъезде номер четыре вас будет ждать пропуск… А затем предстоит пройти одногодичный курс обучения в нашей разведшколе в Балашихе. Жить, учиться и питаться будете там. Воскресенья сможете проводить дома, в кругу семьи. Зарплату мы сохраним вам прежнюю (это было кстати: денег я в Минвнешторге получал много, как старший консультант в специальной экономической группе при министре. — Л.К.). Звание, к сожалению, тоже останется прежним, то есть то, которое вам дали при окончании института. Вы ведь лейтенант? Вот и хорошо. Всегда будет стимул для погони за звездами… — Товарищ Акулов весело захихикал. — Плох тот лейтенант, который не мечтает стать генералом, тем более что в нашем Первом главном управлении оперработника ценят не за погоны, а за героические дела. Именно поэтому настоящие разведчики ходят в штатском. Понятно?
— Понятно.
— Теперь еще одна деталь. Когда группа новобранцев соберется у выхода станции метро, какой — я назову позже, чтобы ехать автобусом в «Лесную школу», представляйтесь только по имени или имени-отчеству. Ну, в общем, Леня или Леонид Сергеевич. Фамилии не называйте ни в коем случае.
— Почему? — опять, видимо, не к месту спросил я.
— Потому. — Товарищ Акулов недовольно поморщился. — Потому что в школе вы будете учиться под другой фамилией. Вам ее назовет начальник школы во время личной беседы. Ну вот пока и все. Готовьтесь. Желаем успеха в личной жизни. Родителям, жене и друзьям пока ничего не говорите. С вашей супругой мы побеседуем особо, когда придет время.
— А как я объясню жене свое отсутствие?
— Очень просто. Скажете, что будете год учиться в Высшей партийной школе на полном гособеспечении и что зарплату будете целиком отдавать ей. Она наверняка останется довольна.
Нет, я не выполнил рекомендаций товарища Акулова и все рассказал своим близким. Отец прореагировал индифферентно: «Это, сын, ты должен решать сам. Никто тебе не советчик в таком деле». Отец вообще любил, когда я все решал сам, и поэтому давал свободу моей инициативе с тех пор, как я пошел в первый класс. Мать тяжело болела. «Что же тебе не сидится на месте, Ленька, — устало сказала она. — Не рискуй зря и выполни три мои просьбы. Брось пить, курить, а если окажешься в Италии, то привези мне на могилу крест из каррарского мрамора,
Да, тогда я, видимо, очень понравился товарищу Акулову и даже с необыкновенной легкостью проскочил через окулиста, когда проходил медицинскую комиссию. Он даже не обратил внимания на то, что я дважды закрывал свой левый сверхблизорукий глаз, когда называл буквы, глядя на таблицу здоровым правым оком. Этому, кстати говоря, меня тоже научил кадровик. Много позже я узнал причину столь благосклонного ко мне отношения. «Во внешнюю разведку, — пояснил мне однажды многоопытный коллега, — не берут тех, кто или очень хочет, или очень не хочет туда идти. Ты, мой дорогой, оказался просто золотой серединой…»
Так или иначе, но ранним утром 1 сентября 1960 года я в назначенный час слонялся у выхода одной конечной станции метро. Оказался не один. Уже около двух десятков молодых людей с чемоданчиками в руках фланировали вокруг и около. Потом появился один субъект, который, подойдя к автобусу, зычно крикнул: «Кто едет на экскурсию, прошу сюда». Парни с чемоданчиками послушно выстроились в очередь. «Экскурсовод» брал у нас паспорта и ставил галочки в потрепанном блокнотике. После часа-полутора тряской езды мы оказались в Балашихе у ворот лесистого участка, на деревянном заборе которого какой-то хулиган написал мелом «Школа шпионов». Но за забором конспирация началась сразу же. И очень жесткая. Сначала нас накормили в весьма приличной столовой «номенклатурным» завтраком. Потом стали вызывать в кабинет начальника школы. Вскоре подошла и моя очередь. Начальник оказался симпатичным, но почему-то очень грустным человеком в сером, хорошо сшитом костюме английского покроя, при галстуке.
— Отныне ваша фамилия, Леонид Сергеевич, будет не Колосов, а Корзин. Запомните?
— Конечно.
— Но это на год. Затем в конторе вы получите псевдоним. О своей прежней работе не распространяйтесь. Жить будете в коттедже номер четыре втроем. Ваши двое коллег — дипломаты, уже с опытом работы. Держитесь с ними по-дружески, но не панибратски.
— Это как?
— Старайтесь больше слушать. А впрочем, режим у нас весьма демократичный. Имеется буфет, где можно немножко выпить в свободное время. Немножко. Вы уже взрослый человек и понимаете, о чем я толкую. У нас богатая библиотека, где вы найдете произведения всех классиков марксизма-ленинизма, проповедников мирового империализма и врагов народа: Троцкого, Бухарина, Рыкова, Сокольникова и так далее. Читайте без страха, но критически. Все это вам пригодится в будущей зарубежной работе. Заниматься придется много. На первом месте спецпредметы, иностранные языки, спортивная подготовка, автомобильное дело, ну и общеобразовательные науки. Впрочем, что касается последних, то вы ведь, кажется, состоявшийся ученый муж?
— Я только что защитил кандидатскую диссертацию на тему «Экономические связи Италии после…»
— Это не важно, после чего. Итальянский знаете в совершенстве?
— Нет, в совершенстве — французский. Пять лет изучал в институте, по два часа в день, а вот итальянский надо подшлифовать с точки зрения грамматики…
Я нагло врал. За пять лет предыдущей работы в Италии я освоил язык блестяще на уровне профессионального переводчика сначала со специально выделенной мне преподавательницей-итальянкой, а затем в каждодневных переговорах и чтении многочисленных итальянских газет, журналов и прочей литературы. Мне просто не хотелось заниматься языком. Но начальник поверил. И я целый год кайфовал в группе итальянского языка, изумляя не очень молодую учительницу своими познаниями сладкозвучного языка. Учебные группы были небольшими, по три-четыре человека, посему «язычниц» — преподавательниц языка — было немало. В конце разговора, когда я уже превратился в товарища Корзина, начальник школы вдруг задал неожиданный вопрос:
— Вы обладаете какими-нибудь талантами?
— То есть?
— Ну, поете, играете на аккордеоне или хотя бы на балалайке…
— В институте я играл в студенческом театре, а в Италии руководил драматическим кружком.
— Прекрасно, у нас есть художественная самодеятельность. Ведь, помимо одногодичников, в школе обучаются трехгодичники. Вечерами надо всех чем-то занимать. Хор имеется. А вот драмкружок — это уже высший класс. Поставьте что-нибудь героическое к ноябрьским праздникам.