Соблазненная подлецом
Шрифт:
Он убеждал себя, что это нужно, чтобы прекратить сцену, которая может привлечь в сад прочих людей. Эта рациональная мысль занимала его достаточно долго, он почувствовал губами ее плотно сжатые губы и проник в них языком, как будто проникая в девственное тело. Это неправильно, это восхитительно — это рай. От нее исходил вкус вина, фруктов и женщины, он тонул в ней, пока она не извернулась, ударив его коленом. Если бы ей не помешала юбка, удар пришелся бы в пах, но колено ударило его в бедро, поцелуй был прерван.
— Как вы посмели… —
Люк оперся на постамент статуи рядом с ним и хотел извиниться. Но затем он увидел ее лицо в лунном свете. Ее глаза были широко раскрыты, губы приоткрыты, лицо выражало не страх женщины, подвергшейся насилию, но муку страсти и нерешительности. Ей, как и ему, этот поцелуй принес терзающую тоску, страх и волнение.
— Вы цените честь и правду, — сказал Люк, не обращая внимания на ее слова. Если он прав, ее слова обращены скорее к ней самой, нежели к нему. — Так скажите мне, что вы не желаете моих поцелуев. Скажите, что не хотите быть моей любовницей. Заставьте меня поверить вам.
— Самовлюбленный дьявол, — прошептала она.
— Смелей, скажите мне это. Намного проще, чем признаваться Брэдону в том, что было на острове.
— Так не должно быть. Это грех, если это так.
— Я просил сказать правду, а не читать мораль, — сказал он и увидел, как Эйврил вздрогнула от этой резкости.
— Да! — бросила она ему. — Да, я хочу быть вашей любовницей. Да, я хочу отдать вам свою девственность. Вам легче теперь? Должно быть, легче, потому что я разбита.
И сейчас в ее всхлипывании кроме гнева звучало горе.
— Эйврил… — Вожделение отхлынуло от него так же быстро, как и пришло, опустошив его. — Эйврил.
Он поднял руку, чтобы коснуться ее щеки. Он не мог взять ее девственность и знал это. Если существует даже самая малая вероятность того, что ее брак состоится, ему следует оставить ее нетронутой. И как только могло случиться, что он стал так заботиться о ее судьбе?
Он провела пальцами по завиткам волос вокруг ее ушей и услышал ее легкий вздох, который можно было расценить положительно, и все прежние чувства тотчас вернулись к нему. Нежность, желание и осознание того, что она с ним здесь.
— Вы отправитесь в Лондон, и вы будете смелой и честной. Если Брэдон не примет вас с распростертыми объятиями, он совершенный кретин.
Он не мог воспользоваться ее невинной страстью, но он мог заставить неизбежное произойти должным образом.
— Я бы не хотела выходить замуж за кретина, — сказала она, принужденно рассмеявшись. — Я надеюсь, он хороший, добросердечный человек, который простит меня за все и постарается стать мне добрым мужем. Я надеюсь, что почувствую это, когда он будет прикасаться ко мне.
Люк привлек ее к себе и склонился над ней.
— Нет, — прошептала Эйврил.
— Позвольте мне заняться с вами любовью, Эйврил. Только один раз. Я клянусь, перед ним вы предстанете девственницей.
А потом, когда
Она подняла к нему лицо, исполненное страстью, без малейшего признака гнева.
— Вы можете сделать так?
— Я могу сделать так, что вы испытаете наслаждение, и никакая опасность не коснется вас, если доверитесь мне.
«Это не во вред, — утешал он свою совесть. — Все прочее совершит с ней другой мужчина».
— Здесь? Но…
— Здесь, — он повел ее в беседку вдали от дома под склоном холма, — здесь.
Она доверяла ему. Рисковала лишь добродетелью, но не жизнью, которую он, и Эйврил это знала, будет защищать ценой своей жизни. Люк просил стать его любовницей и целовал ее, у нее кружилась голова от желания, он — последний человек, которому она могла отдать себя. И все же у нее не было воли отказать ему. Или она не могла отказать самой себе?
Он привлек ее на широкую скамью и поцеловал медленно, лишая способности рассуждать, и все, что осталось от мира, было его тепло, его сила, ласки его губ и ладоней.
Простое платье с вырезом на груди не стало препятствием для умелых пальцев, скользнувших под кружевную отделку, чтобы обхватить ее соски. Он сжимал их между большим и указательным пальцами, пока она изнемогала, тяжело дыша, потрясенная наслаждением. Словно искусительная игра, в которой пальцы протянули горячие марионеточные нити к пульсирующей горячей точке в низу ее живота. Эйврил со стоном припала к его рту, и он ласкал ее язык своим, будто успокаивая, но эта ласка только подлила масло в огонь желания.
— Пожалуйста. — Она задохнулась от его поцелуя. — Пожалуйста…
Она не знала, о чем просит, чего ожидает. Ночной воздух коснулся ее ног, когда рука Люка подняла ее юбки, и заставил вздрогнуть, но его губы и ладонь, охватившая ее грудь, держали ее в плену. Она обняла его и погрузила пальцы в его темные кудри.
— Расслабьтесь, — попросил он и едва не рассмеялся, потому что она дрожала от напряжения, как туго натянутая скрипичная струна на грани разрыва.
Люк уже почти раздел ее, одной ладонью обхватывая грудь, другой поднимая юбки все выше, открывая белую кожу ног и живота. В полумраке темный треугольник в низу живота был оттенен этой белизной.
— Люк, — прошептала она.
Все это было и желанно, и стыдно, но он смотрел на нее, не отводя глаз, гладя ее ладонью, и она чувствовала под собой его горячее восстающее мужество. Он откровенно желал ее, и это возбуждало с немыслимой силой. Он обещал, что не возьмет ее девственность, но что происходит сейчас? Ведь он не оставит ее в таком состоянии — дрожащую от желания?
Его большая сильная ладонь легла на ее укрытый вьющимися волосами холмик, ее стон был заглушен поцелуем. Один из пальцев скользнул между влажными и горячими складками и стал медленно ласкать ее. Эйврил инстинктивно прижалась к ладони, пытаясь усилить удовольствие.