Соблазненная подлецом

Аллен Луиза

— Верю, что ты хотела. Там заинтересовались моими методами анализа, которые я использовал, чтобы выследить источник утечки. Они хотят обучить этим методам группу лейтенантов, занятых в разведке.

— Это же хорошо, — сказала Эйврил.

Его рот искривился.

— Разве не так?

— Это лестно и означает, что они не намерены тотчас отправить меня на край света.

— Конечно нет. — Холодный узел внутри ее обратился в камень. — Это означает, что ты можешь продолжить ухаживания за мадемуазель де ля Фале.

Люк поставил чашку.

— Я

не могу ухаживать за женщиной, пока я с тобой! За кого ты меня принимаешь?

— За человека, который хотел любовницу, — ответила Эйврил. — Ты ведь намереваешься завести любовницу, когда женишься, разве не так?

— Я — да, намереваюсь. Спустя несколько месяцев, если все еще буду в этой стране.

— Так в чем отличие?

— Ты — отличие. — Он нахмурился, глядя на нее, и она ответила ему прямым взглядом. — Не спрашивай меня почему. Я не знаю. — Люк отодвинул стул и поднялся. — Просто это не кажется мне правильным.

— Неужели менее лицемерно завести любовницу после женитьбы и принятия обетов, чем завести ее, просто ухаживая за женщиной и давая ей косвенные обещания?

— Проклятие, Эйврил. Вряд ли тебе стоит толковать о высокой морали! — Он шагнул к двери. — У тебя был контракт с Брэдоном, который ты пустила побоку, если не ошибаюсь.

— Контракт был у моего отца. Я не давала никаких обещаний выйти за Брэдона, и ты прекрасно знаешь, почему я не могу сделать этого! Хотя мне и не нравится нарушение контракта.

— Перестань говорить как торговец! — Он подошел к ней. — Речь не идет о какой-то хладнокровной сделке.

— Нет? — Она обнаружила, что стоит на ногах. — Так всегда было. Любовница отдает свое тело за деньги, разве не так? Ты знал это очень хорошо еще тогда, на Силли. Ты сказал, что щедр со своими любовницами, помогаешь им. Как бы ты искал жену, скажи я тебе тогда «да»?

Он раскрыл рот, но она продолжала:

— Ты продолжал бы ухаживать за мадемуазель де ля Фале, зная, что у тебя уже есть любовница и это — неотъемлемая часть такого брака. И что изменилось?

— Проклятие, не знаю, — сказал Люк, остановившись перед ней. — Но так и есть.

— Тогда остается надеяться, что ты лучше разбираешься во вражеском подполье, чем в отношениях.

Он схватил ее за плечи и поцеловал, хотя и был в ярости, она чувствовала это, и возбуждение вспыхнуло в ее крови. Что на нее нашло? Он покачнулся на пятках, отпустив ее, она поняла, что кипит от желания и волнения. Всю жизнь она старалась вести себя достойно, покорно, избегая конфликтов как чумы. Теперь все ее существо восстало.

— Ты — зверь!

Желая спровоцировать его, она схватила первое, что попалось ей под руку. Это оказался кофейник.

К ее удивлению, Люк рассмеялся:

— Отличное поведение для любовницы! Тебе стоит поискать что-то более ценное, а когда разобьешь, выпросить у меня еще более дорогую вещь.

Он успел пригнуться, когда что-то пролетело мимо его головы, разбившись о дверь.

— Что ж, по крайней

мере, эта ваза была пуста и не облила меня с ног до головы.

Происходящее ее забавляло, и волнение постепенно улеглось. Эйврил прижала ко рту ладони. Ничего себе! Она ведет себя как девчонка-сорванец, а он смеется, будто все шутка. Она любила его, но была для него женщиной для развлечений, предсказуемой и склонной к сценам.

Потрясенная, он чувствовала, как горячие слезы текут по ее лицу, но не останавливала их.

— Эйврил! — Под ногами Люка захрустели осколки разбитого кофейника. — Перестань. Ты же не плачешь, ты никогда не плачешь.

— Это не я плачу, — сказала она. — Это слезы не унимаются. — Он потянулся к ней, но она сложила руки на груди. — Уходи. Пожалуйста, уходи.

Люк попятился к двери, не решаясь оставить ее плачущую, он не знал, как утешить ее, что сказать, чтобы не навредить. Как так случилось, что их неспешный завтрак сибаритов перерос в такую сцену? Он решил, что это его вина, взял шляпу, перчатки и покинул дом. Правда, продолжать ухаживания за графиней Луизой он тоже не хотел.

Пересекая по диагонали Грин-парк, чтобы выйти на Сент-Джеймс-стрит, он ломал голову, почему Эйврил не удовлетворена его верностью. Он уделял ей все внимание на протяжении двух недель, и, казалось, ей это нравится. Но что-то было не так, пролегла тончайшая трещина. В чем причина ее слез? Она столкнулась с куда худшими, чем ссора за завтраком, неприятностями на острове Святой Елены, и все же он никогда не видел ее слез. Почему он не понимал женщину, с которой делил постель?

Пока он шел, сердце его успокаивалось, мысли упорядочились. Она разделила с ним постель. Он получил то, что хотел, но какой ценой? Погубил ее. То, что она наслаждалась любовью, не имело значения. Он погубил ее.

«Но я согласился ей помочь», — оправдывался внутренний голос, но Люк отмел этот аргумент. Теперь, не страдая от похмелья, удовлетворенный, он ясно понимал, что должен устроить ее, купить ей все необходимое и защищать ее до тех пор, пока не отчалит корабль.

И он не должен касаться ее даже пальцем, как бы они оба того ни хотели.

Люк почувствовал себя больным. Больным чувством вины, больным осознанием того, что, как только он оставит ее в покое, мгновенно пожелает вновь ласкать ее и заниматься с ней любовью до изнеможения. Он понятия не имеет, как остаться в здравом уме, когда она уйдет.

Прогулка была достаточно долгой, и он смог восстановить видимость спокойствия, когда достиг Уайт-Сити. Какая удача, что первым человеком, которого он встретил, был лорд Брэдон.

— О, Брэдон, как хорошо, что я вас встретил. Я надеялся на это, — сказал Люк приветливо, хотя в своем воображении, схватив его за горло, разбивал ему голову о драгоценный мраморный пол.

Брэдон обернулся с нахмуренным лицом, которое помрачнело еще больше, когда он увидел, кто обращается к нему.

— Это вы в самом деле.