Соблазненная подлецом
Шрифт:
— Кеб!
За спиной раздался голос портье:
— Сэр! Ваша шляпа, сэр! Ваше пальто!
Рядом остановился кеб.
— Плачу золотом, если довезете до ближайшей конюшни за пять минут.
Слишком поздно, но он должен попытаться.
Эйврил смотрела, как приближаются берега Тилбери. Через несколько минут будет слишком поздно, последняя возможность вернуться исчезнет. Возможно, уже сейчас слишком поздно что-то делать и совершенно безумно, однако она неожиданно поняла, что надо делать.
И голосом, полным
— Феррис!
— Да, мисс?
Низкорослый человек возник из воздуха рядом с ней.
— Я возвращаюсь вместе с тобой.
— Что?! На лоцманской лодке? В Лондон? Ради капитана?
— Да. Ради капитана.
Чтобы быть с ним, пока он будет желать ее, чтобы быть той, кем он захочет. Она любила его, принадлежала ему.
«Папа, — подумала она. — Прости меня, но сейчас это уже моя жизнь. Я разрушила все твои планы в тот момент, когда оставила Брэдона. Я не могу жить без Люка».
— Право же, мисс. Даже не знаю, как мы сможем получить назад ваши вещи.
— Это не имеет значения, если только мы не забудем взять Грейс.
— Уж этого я не допущу, — сказал Хорек таким тоном, который она раньше слышала от Люка.
Хорек и Грейс?
Хорек передал капитану корабля ее слова и несколько гиней, и тот согласился отправить на берег двух пассажиров без багажа, но, когда с борта была спущена лоцманская лодка, Грейс пришлось спускаться в нее, полагаясь только на крепость рук Хорька, охватившего ее ноги.
— Если вы только простите мне эту вольность, мисс.
— Конечно.
И Грейс, казалось, определенно наслаждалась этой вольностью.
Лодка отчалила от корабля и направилась к берегу.
— Что это? — спросил лоцман, почесывая голову и указывая на точно такую же лодку, направляющуюся к ним. — Запоздал на корабль кто-то, должно быть.
На носу лодки стоял человек. Человек, который на корабле чувствовал себя как дома. Человек, которого Эйврил узнала бы где угодно.
— Люк, — прошептала она.
Руки успели потянуться и остановить ее, когда она рвалась вперед между матросами и скрученными канатами. Она остановилась на носу лодки, встав так же, как стоял он, и, когда лодки подошли близко друг к другу, Люк схватил ее и прижал к себе:
— Эйврил. Ты возвращалась ко мне?
— Да. К тебе. — Она вновь в его объятиях, остальное не важно. — Ты пришел за мной?
— Я люблю тебя. Почему я не понял этого раньше? Я люблю тебя.
Он посмотрел ей в глаза, и она впервые увидела истинное смущение на его лице.
— Ты думаешь, ты могла бы… Ты вернулась. Я думал, что слишком поздно. Я спешил так, как никогда в жизни, боялся опоздать. Но ты здесь, ты вернулась ко мне…
— Потому что я люблю тебя. Больше всего на свете, больше самой жизни. Я люблю тебя, Люк.
— Будь Бог благословен. — Он закрыл глаза и крепко прижал ее к себе, и она могла услышать, как бьется его сердце. — Поплывем домой.
Люк не проронил ни слова, когда они ехали в экипаже обратно в Лондон. Эйврил подумала, не изменил ли он свое решение. Но он не отпускал ее рук. Она почувствовала,
— Должна ли я уехать в глубь страны на время, пока Брэдон не перестанет меня искать? — спросила она через двадцать минут.
— Он довольно скоро обо всем узнает, — сказал Люк.
— Но он может вызвать тебя на дуэль!
Эйврил пыталась сесть так, чтобы посмотреть на него.
— Он только унизит себя, если попытается. Если вызовет меня на дуэль, потому что ты была его невестой, в свете станет известно, что его бросили. Если бы он мог просто отослать тебя без лишнего шума — это одно, но сейчас даже если он и найдет тебя, то похитить уже не сможет.
— Почему нет? Мы же знаем, что он безжалостен и хладнокровен.
— По его словам, замужняя женщина не имеет смысла для него, — сказал Люк так спокойно, что она сразу не поняла, что он имеет в виду.
— Замужняя? Ты хочешь на мне жениться?
— Конечно. — Он улыбнулся, когда увидел, сколько радости принесли его слова. — Нет необходимости беспокоиться о церемонии. Нас может обвенчать викарий в церкви Сент-Джеймс напротив «Олбани». Я могу достаточно легко доказать свою религиозность, хотя меня трудно назвать усердным прихожанином. Ты не против церкви Сент-Джеймс?
— Против? Но ты не можешь на мне жениться, Люк. Тебе нужна жена-француженка. И, ради всего святого, мой дед был бакалейщиком!
— Так ты хочешь снова стать моей любовницей?
— Конечно, — сказала она в нетерпении оттого, что он не понимает. — До тех пор, пока ты будешь желать меня.
— Я хочу, чтобы ты навсегда осталась со мной. — Он покачал головой, досадуя на взаимное непонимание. — Я не знаю, что такое быть влюбленным. Я сделаю все эти нелепые вещи, которые ничего не значат. Да, ты — англичанка, но можешь учить французский, наши дети смогут расти в обеих странах. Наш первенец конечно же унаследует титул, поэтому он должен чувствовать себя больше французом, чем англичанином, но я знаю, что ты меня поддержишь в этом.
— Дети… — прошептала она и кивнула, пробуя на вкус это слово.
Их дети. Она захотела поцеловать его.
— Д’Онэ не женятся по расчету, — сказал с горечью Люк. — Я прямо слышу, как звучат эти слова в моей голове. Я был дураком, предвзятым дураком. Ну, этот д’Онэ женится по любви. Я нашел умную, смелую, красивую женщину, которую обожаю и которая всегда будет на моей стороне.
— Брэдон может подать в суд за потерю моего приданого.
— Тогда пусть забирает свое проклятое приданое, — сказал Люк. — Насколько твой отец любит тебя? Решится ли он на твой брак с французским графом, которого ждет многообещающая карьера на флоте, пока идет война, и который сможет жить в двух странах, когда война закончится? Отдаст ли он все причитающееся Брэдону, если я не стану просить у него приданого для тебя? В конце концов, как он и хотел, он получит зятя, обладающего некоторым влиянием и репутацией.