Соблазненные луной
Шрифт:
Я увидела Холода у подножия заснеженного холма, вот только холм был его плащом, снежным покровом, и двигался вместе с Холодом. Волосы Холода под солнцем блестели как лед, а кожа сияла как снег поутру, когда солнце вспыхивает искрами на снежинках. Сияние, ослепляющее не хуже солнечного.
Снежный плащ распахнулся, словно Холод распахнул объятия, и там, под белизной, оказалась темнота – спокойная, тихая темнота. Безветренная зимняя ночь, когда весь мир замер в ожидании, не дыша. Я стояла в этой темной тиши по щиколотку в снегу и не чувствовала холода. Полная луна плыла по небу, и снег
Одет он был в лохмотья, но лохмотья сияли под лунным светом, как не сияют никакие бриллианты. Кожа у него была голубая, как тени на сугробах лунной ночью. Лицо – как у прелестного ребенка. По спине струились волосы – серебристые, будто иней. Он протянул мне руку с такими длинными пальцами, словно в них было больше суставов, чем положено. Этими тонкими пальцами он прикоснулся к моей щеке, и они оказались неожиданно теплыми. Я посмотрела прямо в его серые глаза и улыбнулась.
Он отвернулся от меня и пошел прочь, босиком, пританцовывая, прямо по снегу. За ним не оставалось следов, снег лежал нетронутым на всем его пути, словно он был невесом. И я поняла, почему нас окружало такое спокойствие, такое безветрие ночи. Он был – холод, мороз, иней. Иней, который одевает весь мир, но только если мир неподвижен. Такая хрупкость не может противостоять бурному ветру.
Я следила за его танцем на сияющем снегу, пока он не слился с синей лунной тенью, пока не растаял в ночи.
Я снова пришла в себя. Холод еще держал меня в объятиях, но снега в его глазах уже не было – просто серые глаза, серые, как зимнее небо. Он сдавленно прошептал, словно боялся заговорить в полный голос:
– Ты так похолодела, я испугался... – Фразу Холод не закончил. Он выпустил меня, почти бросил, вскочил и ушел прочь. Дверь за ним закачалась на петлях.
Гален подобрался ко мне по кровати. Но – странно – не попытался до меня дотронуться.
– Как ты? – спросил он озабоченно.
Я задумалась над ответом, а значит, со мной вряд ли все было хорошо. Что-то стряслось, но черт меня побери, если я знала что. Заговорила я только со второй попытки, и все равно голос получился сдавленным и хриплым.
– Что это было... – я закашлялась, – ...только что?
– Мы не очень поняли, – откликнулась Мэви с другого конца кровати.
Я взглянула на нее. Она все еще была в ипостаси богини Конхенн, с золотистой кожей, белыми волосами и глазами, пронизанными молниями, но уже не светилась. Она была великолепна, но сила на время ее оставила.
И вид у нее был растерянный, а с богинями такое случается нечасто.
– Это моя вина. Я хотела, чтобы меня обнял и утешил другой сидхе. Я попыталась соблазнить Никку и не смогла. – Она попробовала сделать надменную мину, но глаза так и остались растерянными. – Я не привыкла, чтобы меня отвергали те, кого я по-настоящему хочу. Я считала, что ты могла бы уступить мне одного из твоих кавалеров.
Она потупилась, но тут же снова подняла голову и показалась не столько
– Я знаю, что это было глупо и легкомысленно. Ты подарила мне и Гордону шанс родить ребенка. Ты и Гален и ваша магия. Я – неблагодарная скотина, Мерри, прости.
– Ладно, – прохрипела я. В горле противно першило. Я нахмурилась и посмотрела на Галена: – Почему у меня горло сорвано?
Он переглянулся с Мэви. Одним из взглядов, которые яснее слов говорят, что что-то случилось, что-то нехорошее, чего я не помню.
– Расскажите как есть. – Я потянулась к его руке.
Он отпрянул, словно я его укусила:
– Не трогай меня, Мерри. Не сейчас.
– Почему? – спросила я.
– Глянь на покрывало у своей головы, – сказал он.
Я повернула голову и увидела на кремовом покрывале большое мокрое пятно. Ничего не понимая, я потрогала пятно. В воде таяли кусочки льда.
– Откуда тут лед? – спросила я у Галена, все еще не понимая.
– Тебя им вытошнило.
Я вытаращила на него глаза и хотела уже спросить, он что, шутит, – но лицо у него было слишком серьезное.
– Как, почему?
– Вот это нам как раз не очень понятно, – сказала Мэви.
– Ну так скажите хоть то, что понятно.
Она обошла кровать, чтобы оказаться лицом к лицу со мной, но не рискнула ни сесть на кровать, ни подойти поближе.
– Я попыталась тебя соблазнить, и удачно. Гораздо удачней, чем ожидала. Я забываю временами, что ты отчасти человек. Я применила силу, как к другому сидхе, другому божеству.
Я кивнула, и горлу снова стало больно.
– Это я помню, но потом все изменилось, преобразилось во что-то другое. Я видела, как ты сидишь под деревом, и на тебя больно было смотреть, глаза обжигало.
– Смертный не может смотреть в лицо бога и остаться в живых, – сказал Гален.
– Что? – переспросила я.
Мэви нагнулась к кровати.
– Я на миг снова стала Конхенн. Стала той, кем была когда-то. А я думала, что почти заставила себя забыть. Потеря волшебной страны – это вторая моя потеря, Мерри. Сперва я утратила свою божественность.
У меня голова начала болеть.
– Я не понимаю. Можно пояснить?
– Давай попробую. – Гален выглядел очень серьезным и уверенным, совсем не по-галеновски. – Мэви применила магию богини Конхенн – или то, что от нее оставалось, – чтобы тебя соблазнить. Но ты вызвала к жизни еще больше силы. Ты вернула ей божественность.
У меня глаза полезли на лоб.
– Я думала, что раз перестанешь быть богом, стать им снова невозможно.
– И я так думала до этого дня, – кивнула Мэви.
Я ошарашенно посмотрела на нее.
– Да и наделить божественностью может только Богиня.
– А это, думаю, верно по-прежнему, – сказала Мэви. – Но, видимо, сосудом для своей силы она может избрать любого.
– Не любого, – поправил Гален. – Если бы любого, это случилось бы столетия назад. – Он посмотрел на Мэви с укором, намекая на ее бестактность.