Соблазненные луной
Шрифт:
Женщина повернула меня в другую сторону, и я увидела Китто. Он сиял, как сидхе в полной силе, но рядом с ним и за его спиной стояли гоблины. Он поднял руку – и ярчайший белый луч, слепящий как молния, вырвался из его пальцев и пронесся сквозь войско их противников. Гоблины выкрикивали его имя, как боевой клич или молитву. Они были очень далеко от меня, и все же я увидела, как скользят к вражескому войску змеи. Ядовитые змеи нападали на врага, и я знала, что они повинуются Китто. Войско противника дрогнуло и рассыпалось, бежало в панике, и гоблины бросились в погоню, убивая отставших.
Движение
Она протянула мне чашу:
– Отпей.
Ее голос эхом отдался по всей равнине. Мне в голову не пришло ослушаться. Я взялась за чашу поверх ее рук – они были мягкие и старчески хрупкие. Она была стара, гораздо старше, чем мне казалось. Мы вместе поднесли чашу к моим губам; свет в чаше был таким ярким, что затмил мне зрение на миг, и я не видела ничего, кроме золотого сияния – теплого, прекрасного, родного сияния.
Я отпила из чаши, и это было все равно что пить чистую силу, пить свет.
Она отвела чашу, и руки ее под моими пальцами вдруг переменились. Они стали молодыми, сильными, с тонкими изящными пальцами. Невесть откуда взявшийся ветер зашуршал листьями. Я взглянула вверх: засохшее дерево все покрылось летней листвой. Расселина в стволе исчезла, осталось только маленькое дупло, в которое едва ли прошла бы моя рука. Где-то высоко в кроне запела птица. Белка сердито зацокала на нас из нижних ветвей.
Женщина сжата мне руки, и я увидела ее лицо. Какой-то миг это было мое лицо. Но она улыбнулась, и я поняла, что лицо под капюшоном – не мое, хотя и мое тоже.
Я проснулась в чужой постели, в темноте. Сердце бешено колотилось, я задыхалась. Ощущение было чудесное, будто я заново родилась, и в то же время мне было до смерти страшно.
В лунном свете мерцали белые волосы Риса.
– Что с тобой, Мерри?
"Все хорошо", – хотела сказать я, но почувствовала, что у моего бока что-то лежит, что-то металлическое, гладкое. Я сдернула простыню. Передо мной, мягко светясь в полутьме, стояла чаша из моего сна.
Глава 9
Полчаса спустя мы все столпились в кухне, даже Шалфей объявился. Будь Шалфей покрупнее куклы Барби, он мог бы считаться красавцем – если немножко желтизны вашему вкусу не помеха. Но черно-желтые махаоновы крылья Шалфея были красивы даже на мой вкус. Он умел вырастать почти до моего роста – способность, близкая к способностям оборотней, хоть и не такая впечатляющая. Зато более редкая. Шалфей был, можно сказать, послом от неблагих фей-крошек и их королевы Нисевин, с которой я заключила союз. Феи обязались не шпионить для моего кузена Кела и его подручных и начать шпионить в мою пользу.
Посреди выложенного кафелем кухонного стола красовалась чаша, до ужаса неуместная в идеальной белизне современной кухни. Дойл расстелил под чашей прихваченную с собой наволочку, но клочок черного шелка положения не спасал. Под ярким светом потолочных светильников чаша выглядела как раз тем, чем и была, – древней реликвией, случайно попавшей на модерновый угловой столик для завтраков, за которым едва могли усесться четыре человека одновременно. Такой предмет требовал по крайней мере необозримого обеденного стола из темного полированного дерева, а вокруг – грубо оштукатуренных стен с развешенными щитами и алебардами. Часы с кошачьей мордочкой на циферблате и хвостом вместо маятника к чаше никак не подходили, зато подходили к белым фаянсовым кружкам, разрисованным котятами. Мэви никогда не держала кошек, но могу поспорить, что дизайнером у нее был кошколюб.
Гален приготовил чай, кофе и горячий шоколад. Мы нависли каждый над своей кружкой с соответствующей жидкостью и уставились на мягко светящуюся чашу. Никто, похоже, не жаждал нарушить молчание. Тиканье часов только подчеркивало тишину.
– Когда-то это был котел, – сказал Дойл, и я выплеснула чай себе на халат. Не только я, впрочем. Гален выдал всем пострадавшим бумажные полотенца. Промокая пятно на сером шелковом халате, Холод выругался тихо, но с чувством. У нас у всех халаты были шелковые, помеченные монограммами. Подарки Мэви. Поутру мы уезжали на работу, а возвращаясь, находили пакеты с подарками.
Без подарков оставался только Шалфей. Отчасти, думаю, потому, что он – эльф-крошка, а большинство сидхе обращают на них не больше внимания, чем на насекомых, которыми они прикидываются. Именно поэтому феи-крошки – такие чудесные шпионы: их попросту не замечают. Другая причина была в том, что никто не сказал Мэви о способности Шалфея вырастать почти в рост человека. Может, знай она об этом, она относилась бы к нему повнимательней – она страдала по плоти фейри как раз достаточно. А может, и нет. Благие гораздо привередливей нас в выборе любовников из других фейри. Но способность кое-кого из подданных Нисевин принимать человеческий рост тщательно держалась в секрете. Насколько я была в курсе, из сидхе об этом знали только те, кто сидел сейчас за нашим столом.
Шалфей сидел на краю кухонного шкафа, болтая ногами в воздухе. Крылья медленно раскрывались и закрывались, как часто с ним бывало в задумчивости. Он осторожно нагнулся красивым личиком к кружке горячего шоколада, поставленной с ним рядом: боялся окунуть в шоколадную пену желтые локоны до плеч. Маленькие фейри, кажется, все питают страсть к сладкому. Одет он был в крошечную юбочку из чего-то вроде бледно-голубого шифона или, может, паутины – настолько тонкой была ткань. Шалфей много одежды не носил, но то, что на нем было надето, всегда было соткано тоньше, чем любой шелк.