Соблазненные луной

Гамильтон Лорел Кей

– Может, не будешь упрекать меня, когда на самой надето полкоровы?

– Но я ем говядину, так что носить кожу – это просто экономично, используется все животное целиком. Ты же лис не ешь.

Лицо у него приобрело непонятное выражение.

– Ты даже не представляешь, что мне случалось есть.

Что на это сказать, я не придумала. Кроме того, как только мы вышли из самолета, январская стужа ударила в лицо будто молотком. Перелет из Лос-Анджелеса в Сент-Луис посреди зимы вызвал почти физическую тоску, я даже споткнулась на трапе. Холод, потеющий в своей аморальной шубе, успел меня подхватить. Мех всегда теплей, чем кожа, даже если на подкладке. И все же я укуталась поплотнее в плащ,

натянула кожаные перчатки и проследовала по трапу, а Холод держал меня за локоть голой рукой. Он отпустил меня, когда я ступила на твердую землю, и мои телохранители тут же рассыпались в кольцо. Шалфей и Никка прикрывали тыл. Много помощи от Никки при внезапном нападении ждать не приходилось – во-первых, огромные крылья мешали ему двигаться, он к ним не привык, и во-вторых, он кутался в плед. Сидхе не могут замерзнуть насмерть, но нередко чувствительны к холоду. Никка олицетворял весеннюю энергию, холод он переносил с трудом. Крылья у него за спиной обвисли, как побитые морозом цветы.

Рис выругался вполголоса:

– Надо было прикупить пальто потеплее.

– А я тебе что говорил? – хмыкнул Гален, хотя сам наверняка мерз в кожаной куртке. В такую чертову стужу нужно носить что-то, прикрывающее ноги и зад.

Из нас, не обзаведшихся шубами, теплее всех было Китто – в парке небесно-голубого цвета, не особенно красивой, зато теплой.

В зале прилета было достаточно тепло, чтобы у меня запотели очки. Я их сняла и разглядела в толпе мерцающие волосы Баринтуса. Они не так блестели, как у Холода – мало кто из сидхе мог таким похвастаться, – но в своем роде были просто уникальны.

Волосы у него были как океанские волны. Умопомрачительная бирюза Средиземного моря, насыщенная синева Тихого океана, синевато-серый цвет моря перед штормом, переходящий в иссиня-черный – цвет глубоких холодных вод, где течение ворочается тяжело и мощно, как огромные твари из океанских глубин. Цвета лились и перемешивались с каждым поворотом головы, от любой игры света, так что волосы вообще не воспринимались как волосы. И все же это были именно волосы, они спадали плащом до самых пят, во весь его семифутовый рост. Только присмотревшись хорошенько, я увидела, что Баринтус одет в длинное кожаное пальто ярко-голубого цвета, как скорлупа яиц дрозда. Мягкая кожа сливалась по тону с волосами. Страж пошел к нам навстречу, улыбаясь и протягивая руки.

Когда-то он был морским божеством и все еще оставался одним из самых могущественных сидхе, поскольку потерял, кажется, меньше других. Лучший друг и главный советник моего отца. Они с Галеном чаще всех навещали нас, когда мы с отцом покинули двор – мне тогда исполнилось шесть лет. Уехали мы потому, что в этом солидном возрасте я все еще не проявила никаких магических талантов – неслыханная вещь среди сидхе, даже полукровок. Моя тетушка-королева попыталась утопить меня, как топят породистых щенков, не соответствующих стандартам породы. И тогда отец собрал меня и свиту и отправился жить к людям. Тетю Андаис крайне удивило, что он покинул волшебную страну из-за такого мелкого недоразумения. Мелкое недоразумение – именно так она и выразилась.

Синие, с вертикальными щелочками зрачков глаза Баринтуса согрелись искренним теплом, когда он меня увидел. Многие рады были меня видеть – кто из политических соображений, кто из эротических, разные были причины, – но только немногие радовались мне как другу. Он – один из немногих. Он был другом моему отцу, а теперь мне, и я уверена, станет другом моим детям, если они у меня будут.

– Рад снова видеть тебя, Мередит. – Он потянулся взять меня за руки, как обычно делал на публике, но его оттер другой страж, будто между прочим попытался меня обнять, но не тут-то было:

Баринтус отдернул его за плечо. Дойл вдвинулся между нами, прикрывая меня, а я шагнула назад так резко, что налетела на Холода. Мех защекотал мне щеку, руки сомкнулись у меня на плечах – Холод был готов передвинуть меня себе за спину, подальше от слишком предприимчивого стража.

Упомянутый страж ростом был примерно на дюйм-два пониже Дойла, то есть до шести футов он все же не дорос. Первое, что бросилось мне в глаза, – это его шуба, а я редко первым делом замечаю в стражах-сидхе их одежду. Шуба стража была сшита из чередующихся широких полос черного и белого меха норки. Противно, когда ради шубы убивают, зверей, но трата меха, чтобы правильно подобрать полосы, – от такого становится просто грустно. Однако шуба очень подходила к цвету его волос, связанных в перекинутый через плечо хвост до колена. В волосах тоже чередовались полосы – черные, бледно-серые, темно-серые и белые, все пряди одинаковой толщины, так что никто не подумал бы, что он просто так седеет. Нет, либо он очень искусно выкрасил волосы, либо не был человеком. А вот темно-серые глаза, хоть и потемнее обычных, все же могли бы встретиться на человеческом лице.

– Что, и приобнять ее нельзя? – спросил он не слишком трезвым голосом.

– Ты пьян, Аблойк! – с отвращением сказал Баринтус, так стискивая плечо этого типа, что пальцы целиком скрылись в полосатом мехе.

– Просто радуюсь жизни, – кривовато ухмыльнулся Аблойк.

– Как он сюда попал? – спросил Дойл, и в низком голосе послышалось приглушенное рычание.

– Королева пожелала послать навстречу принцессе шестерых стражей. Двоих я выбрал сам, но еще трое здесь по ее выбору.

– Но почему этот? – Дойл подчеркнул последнее слово.

– В чем дело? – спросил представитель полицейской охраны. Я бы назвала его высоким, только вот стоял он бок о бок с Баринтусом, а рядом с морским богом мало кто покажется высоким. Седые волосы мужчины пострижены были очень коротко и строго, и лицо казалось слишком голым и напряженным. Удачная стрижка могла бы смягчить резкие черты, но взгляд и поза ясно давали понять, что прическа – последнее, о чем он думает.

Из-за спины полицейского выглянула Мэдлин Фелпс, пресс-атташе Неблагого Двора.

– Не беспокойтесь, майор, все в полном порядке.

Она улыбнулась, продемонстрировав очень белые и очень ровные зубы, а также темно-вишневую, чуть ли не фиолетовую помаду. Губы были накрашены в тон костюму – короткой юбке в складку и приталенному двубортному пиджаку. Наверное, фиолетовый – цвет сезона. Мэдлин такие вещи из виду не упускала. Стрижка у нее была новая – везде очень коротко, но на висках и на затылке оставлены длинные пряди. Волосы ее задевали воротник фиолетового пиджака, хоть короче, чем она, пострижен был только майор. Когда она с улыбкой повернулась к полицейскому, в волосах блеснул фиолетовый блик – вряд ли она покрасилась стойкой краской, но оттеночным шампунем наверняка воспользовалась. На тонком лице – искусный макияж, и хоть она и повыше меня на пару дюймов, для чистокровной смертной она выглядела слишком хрупкой.

– А я бы сказал, что у вас затруднения.

Мне стало интересно, почему это безопасность мне обеспечивает настолько высокопоставленный полицейский. Не скрывает ли от нас королева столько же, сколько мы утаиваем от нее? Глядя на обеспокоенное лицо майора, я подумала: "Вполне возможно".

Мэдлин, улыбаясь по-прежнему, старалась его отвлечь, даже положила руку ему на локоть – но взгляд майора не потеплел. Больше того, он смотрел на руку Мэдлин, пока та ее не убрала.

– Знаете поговорку про утку? – спросил он очень серьезно.