Соблазнённый

Кент Рина

Все в порядке.

Я дышу через нос и пытаюсь остудить пылающую войну на щеках. На самом деле я занимаюсь сексом на одну ночь.

Хотя, формально, сейчас время обеда.

— У меня смена через два часа, — говорю я как можно спокойнее. Мне нужно выложить это, чтобы было ясно, что все, что он задумал, не превышает лимита. Конечно, два часа я переживу.

Доминик бросает взгляд через плечо:

— Этого будет более чем достаточно.

Тук-тук, тук-тук…

Разве

можно получить сердечный приступ от волнения?

Рядом с нами стоит мужчина. На нем длинная куртка в разгар лета. Его хмурый взгляд блуждает по мне.

Я пытаюсь его игнорировать.

У Доминика другие планы.

Взяв меня за руку, он притягивает меня к себе. Его взгляд настолько суров, что у меня горят щеки. Мужчина даже не дожидается лифта. Он смотрит на часы и идет в противоположную сторону.

Это. Власть. Полный контроль. Доминику даже не нужно говорить, люди сами становятся в очередь за ним.

Неужели я просто в числе этих людей? Я смотрю на его холодное, спокойное выражение лица. Хотя я думала, что мне все равно, какой он меня видит, мне не нравится, что я могу быть для него незначительной остановкой. Я хочу быть особенной.

— Я знаю, кто ты, — говорю я, пока лифт не спеша добирается до нас.

— Кто я? — Доминик поднимает бровь. Невероятно, как такой маленький жест может в десятки раз улучшить его и без того ухоженный вид.

Я встречаю его взглядом:

— Ты социопат.

Он продолжает поднимать бровь:

— И?

— Что «и»?

— Какое это имеет отношение к делу? — его большой палец ласкает тыльную сторону моей руки, и этот интимный жест застает меня врасплох.

— Ничего, — пролепетала я. — Просто хочу сказать, что знаю твою натуру и все равно согласилась. Ты меня не обманул.

Возможно, не стоит наносить удар по его запутанной паутине манипуляций, но я не стану еще одним бессмысленным именем.

Он улыбается. Я замираю. Это уже не та улыбка. Она достигает его глаз, и я клянусь, Сатана вот-вот выйдет поиграть. Что я только что натворила?

— Тогда я активизирую свою игру.

— Как?

— Ты знаешь, кто я, и все равно пришла.

Я медленно киваю:

— И что?

— У меня есть соблазн трахнуть тебя за то, что бросила мне вызов, Камилла, — слова прокатываются по моей коже, как жаркие поцелуи с открытым ртом.

Mais putain (с фр. Какого черта).

Доминик просто сказал, что трахнет меня, и я возбудилась. Нет, я завелась не на шутку. Мысль о том, что надо наброситься на него, вырывается на передний план моего мозга.

Лифт звякнул, и его двери распахнулись. Я заметно вздрагиваю, когда картинка разбивается вдребезги.

Люди выходят, не удостоив нас взглядом. Я удивляюсь, что они

не видят, как пульс бьется у меня в горле.

Когда мы заходим в лифт и двери закрываются, волоски на моем затылке встают дыбом. Кто-то наблюдает за мной.

Зачем кому-то следить за мной? У меня даже нет знакомых в Англии, кроме людей в кофейне Самира.

Доминик дергает меня за руку, которая все еще находится в его руке, и мое внимание переключается на него.

Он смотрит на меня с легким раздражением:

— Куда ушли твои мысли?

— Ничего важного.

— Если это неважно, тогда почему об этом думаешь? — он резко отстраняется от меня и снова берет меня за руку, так что я оказываюсь вровень с его твердой грудью. Моя грудь задевает его пиджак, и соски мгновенно встают. Дрожь прокатывается между бедер. Его свободная рука обхватывает мою спину, твердая и непреклонная.

— Когда ты со мной, все твое внимание сосредоточено на мне, — его властный тон проникает мне под кожу. — Это ясно?

— А если я скажу «нет»? — я не свожу с него глаз. Я отказываюсь сдаваться.

Такие люди, как Доминик, никогда первыми не разрывают зрительный контакт, и именно это делает их пугающими и излучающими непоколебимую уверенность. Нормальные люди избегают долго смотреть в глаза из-за смущения или интимности жеста. Доминику на это наплевать, потому что он лишен стыда и сочувствия к другим.

Он заглянет в вашу душу, вторгнется в нее, разорвет ее на части и не подаст виду. Хуже того, он будет тихо плакать на ваших похоронах после того, как зарежет вас.

Вот что делает социопатов антисоциальной аномалией.

Он по-прежнему пристально смотрит на меня, вероятно, пытаясь запугать, чтобы я отступила.

Я не отступаю.

Голос Доминика звучит нейтрально:

— Тогда я буду поступать с тобой так, как мне, черт возьми, заблагорассудится. Ты испытываешь мое терпение, и я борюсь с желанием наказать тебя.

Oui (с фр. Да)!!!

Мне удается не закричать на весь мир и вести себя бесстрастно.

— Обещания.

В его глубоких карих глазах мелькнуло удивление, а затем они вспыхнули.

— Что ты только что сказала?

— Обещания. Обещания… — размышляю я.

Oh. Dieu (с фр. О. Боже).

Удовольствие от его провокации слишком затягивает.

Доминик, похоже, собирается что-то сделать, но его прерывает открытие дверей лифта. Он вытаскивает меня за руку. На этот раз угнаться за ним почти невозможно.

К счастью, мы идем недолго. Мы останавливаемся перед комнатой семьсот семнадцать. Он проводит карточкой, и дверь со щелчком открывается. Он заходит внутрь, держа меня на хвосте.