Соблазны Джулии

Кьяра Пьеро

В то утро, эта дата подтверждалась протоколом по иску, они посетили адвоката Эзенгрини и, как припоминали, оставались у него в кабинете около часа.

Эжидио Россинелли вспоминал, что в тот момент, когда он входил в кабинет, оттуда выходил адвокат Беррини. Он помнил, что в кабинете находился также Деметрио.

Геометр Чиодетти заявил, что в тот день пришел представить адвокату Эзенгрини оценочную ведомость одного жилого дома. Обладая хорошей памятью, он также вспомнил, что адвокат выходил и что ему пришлось подождать.

Следователю не представляло большого труда проверить истинность этого показания посредством маленького дознания: иск супругов Россинелли, доставленный лично адвокатом Эзенгрини в ту субботу, фигурировал в реестре суда. Таким образом, адвокат представил суду иск и сопроводил своих клиентов в канцелярию, чтобы зарегистрировать его, затем вернулся в кабинет, где его уже ожидал геометр Чиодетти.

Вооружившись этими последними свидетельствами и пополнив таким образом сведения

по делу, следователь отправился в тюрьму города М..., решительно настроенный вырвать последние откровения у адвоката Эзенгрини.

Адвокат был удовлетворен и заявил ему добродушным тоном:

– Я говорил вам, что не доверяю правосудию, правосудию в общем смысле слова, хотел я сказать. Вы оказали доверие обвиняемому. Если бы так было всегда!

Следователь принял комплимент, но дал понять адвокату, что ему пришло время говорить.

– Хорошо, - согласился Эзенгрини.
– Сейчас все вам скажу, кроме имени убийцы. Наберитесь еще немного терпения и капельки доверия к обвиняемому. Итак, вы знаете, что еще задолго до выводов нашего старательного Сканкалепре я был убежден, что жена моя не могла убежать, а была убита. Уверенность в этом пришла ко мне после известной поездки Сканкалепре в Рим, когда я услыхал о письме, полученном Барзанти, которое я, конечно, никогда не писал. Это письмо было написано самим убийцей. Но я был единственный, кто мог это представить себе. Для всех других письмо было написано мной. Таким образом, я был в курсе связи моей жены с Барзанти, откуда и ревность, угрозы, ссора с женой в четверг в полдень, убийство, симуляция побега. Я часто спрашивал себя, почему меня до сих пор не арестовали! Логические доводы были почти готовы... Мне было бы лучше отрицать написание этого письма. И уверяю вас, что я спрашивал себя, как в самом деле можно было так классифицировать это дело.

– Мой дорогой метр, имелось не только письмо, но еще и труп.

– Вы правы. Не хватало их обоих вместе. Это, впрочем, было первое, за поиски чего я принялся. Убийство имело место в доме, и наиболее удобным местом, чтобы спрятать труп, был парк. Я узнал, что весь парк был обыскан с помощью служебной собаки. К счастью, не парк оказался местом, где был зарыт труп. А если бы он находился там, это могло означать приговор для меня: у меня еще не было на руках доказательств, которые вы сейчас имеете в деле!

– Каких доказательств?
– воскликнул следователь.

– Тех, которые уже существуют. Всех, кроме одного: мне все еще не известно, где находятся драгоценности. Около шести месяцев тому назад я нашел в своей почте письмо адвоката Панелли из Милана. Какая-то таинственная рука мне помогала. Я человек неверующий и еще меньше суеверный, однако это совсем неожиданное открытие показалось мне знаком судьбы. Ко мне пришла мысль, что моя маленькая бедняжка взывала к справедливости, что она не могла найти себе покоя, зная, что меня подозревают в ее смерти. Вы не можете себе представить, что для меня значили эти три года! Ненависть дочери, косые взгляды коллег, клиентов, позиция коллегии правосудия... Все были уверены, что я очень хитрый убийца. Когда я открыл это письмо, у меня перед глазами все смешалось. Это был какой-то призрачный документ. Бумага с заголовком была определенно моя, и подпись также могла быть моей. Я начинал бояться, что действительно являюсь убийцей своей жены и совершил убийство бессознательно, в каком-то другом состоянии, как вампир... Казалось, я один из них, подобный доктору Джекиллу, двойнику Дориана Грея, героя знаменитого романа Оскара Уайлда. Это я убил свою жену, не зная об этом. И я закопал ее в парке или в подвале. Я вдруг вспомнил об этом подвале, имеющем выход возле оранжереи. И я принялся за обстоятельное его обследование, на что ушло много дней; вскопал почву, прозондировал все стены: ничего. Но при этих поисках мне попалась пуговица, которая лежала под грудой дров и разбитых горшков. Она была от костюма, который носила моя жена и который отсутствовал в ее гардеробе; костюм, который, несомненно, был на ней в то самое утро, когда она исчезла. Именно поэтому я просил об опознании одежды, которая была на трупе.

– Нам нужно было бы заметить, что не хватает пуговицы, - сказал следователь.

– Эта пуговица свидетельствовала бы скорее против меня, - продолжал адвокат.
– И все-таки я должен был хранить ее, ибо она могла стать одним из элементов головоломки, которую я терпеливо распутывал. Я положил ее в точности на то же самое место, где и нашел, это было лучшим тайником. Когда придет время, нужно будет нам вместе пойти и найти ее. Но этого мало, во всяком случае, недостаточно, чтобы обратить обвинения против кого-то другого. Не хватает драгоценностей, которые могли бы меня оправдать, когда их найдут, если их найдут. Преступник очень Изобретателен, и он играет трудную партию против меня. Драгоценности представляют в его руках решающее оружие. В случае, если ему удастся спрятать их у меня в кабинете или дома, я погиб. Я просил, чтобы мой кабинет охранялся полицейским после обыска, так как боялся и все еще боюсь, что, видя, как следствие топчется на месте, или предвидя, что оно закончится на нем самом, убийца решится пожертвовать драгоценностями и заберется в мой кабинет, чтобы спрятать их там,

где при более обстоятельном обыске они будут, несомненно, обнаружены. Однако продолжим. После того, как я нашел эту пуговицу, я начал думать, что труп мог быть спрятан здесь в течение всего того дня, а потом унесен Бог знает куда. Это была нелегкая операция, но в пределах возможного. Все больше и больше я приближался к разгадке и чувствовал это. Когда дочь была еще в Милане, в университете, я проводил дни в прогулках по парку. Пядь за пядью я прощупывал почву. Время от времени я брал мотыгу и вырывал наугад ямку, которую тут же закапывал. Однажды, смертельно усталый после того, как прокопал вдоль всей стены от виллы Сормани, я брел к сараю, чтобы поставить мотыгу на место, и при этом тянул ее за собой по земле: настолько я был изможден. Вдруг она выскользнула у меня из руки. Она зацепилась за твердый предмет посреди луга, прямо перед сараем, как будто была схвачена чьей-то рукой. Наклонясь, чтобы подобрать ее, я заметил, что конец мотыги выдернул из земли тяжелое железное кольцо. Я хотел взять его; оно оказалось прикреплено к грунту. Тогда я поднял несколько кусков дерна, и передо мной показалась плита. Мне стоило большого труда поднять ее. Когда же удалось ее сдвинуть, запах сырого воздуха ударил мне в лицо. Так я открыл могилу своей жены. Не теряя ни секунды, я вновь закрыл ее, углубил кольцо в землю и как можно лучше восстановил покров луга. Теперь я все знал. Но был уверен, что драгоценностей в чемоданах нет. Они представляли собой добычу минимум в тридцать миллионов - преступник не мог не воспользоваться этим. В это время ход событий ускорился. Дочь достигла совершеннолетия. Ничего мне не говоря, вышла замуж. В тот самый день Сканкалепре пришел мне объявить, что я должен покинуть виллу. Впредь ее владельцем была моя дочь. Я уехал; единственной важной вещью для меня была возможность уверенно входить в парк, и я использовал для этого свое положение. Я являюсь распорядителем собственности Сормани и обладаю ключами от ворот, выходящих на улицу Ламберта. Так началась моя жизнь в роли ночной тени. Тени без особой надежды, ибо очень мало шансов, что драгоценности находятся в парке. Убийца, должно быть, поместил их в более надежное место. И если бы я попробовал обвинить его (с какими доказательствами?) , он мог бы легко обратить обвинения против меня.

Подойдя к этому месту своих откровений, адвокат Эзенгрини был окончательно сморен тяжелой усталостью. Его голова склонилась на грудь, глаза прикрылись. Он попросил следователя:

– Оставьте меня сейчас. Но приходите завтра. С некоторого времени у меня проблемы с сердцем...

Следователь ушел. На следующий день, рано утром, он был уже в городе М... Найдя заключенного в хорошей форме, он приготовился выслушать конец этой истории.

Однако адвокат Эзенгрини приготовил для него уже другое заявление. Он просил временно освободить его для следственного эксперимента: взять прошение о досрочном освобождении Марчионато и принятое за подлинник его письмо к Барзанти, сопоставить эти два листка, приложив их к оконному стеклу, и сличить обе подписи. Следователь, который имел при себе его дело, проделал этот эксперимент в маленькой прихожей. Обе подписи настолько покрывали друг друга, что одна из них полностью спряталась под другой. Не совпадали только точки над двумя L - Эта подпись была декалькирована с оригинала, - воскликнул следователь, рассматривая письмо.

– Точно. Вот вам и ключ к разгадке. Вот почему я вам говорил, что письмо написал убийца. Эта подпись является подписью преступника. И она была сделана в субботу, которая нас интересует.

– Но чего еще можно добиваться метр?
– вскричал следователь.
– Свяжите наконец! Скажите это имя!

– Сейчас еще никак нельзя сказать вам это имя. Я должен найти сначала драгоценности. И я хочу найти их, не покидая тюрьмы. Нужно бы, чтобы вы помогли мне немного... Без этих драгоценностей даже генеральный прокурор в суде присяжных не в состоянии будет оправдать меня.

– Метр, - покраснел следователь, - после этого эксперимента с двумя подписями, которые я отдам для подтверждения судебной экспертизой, вам останется только назвать мне это имя, и я незамедлительно распоряжусь о вашем освобождении.

– Этого еще недоставало! Я намерен оставаться здесь столько времени, сколько потребуется, чтобы были найдены драгоценности. И выйду отсюда в тот самый день, когда войдет "он". Если "он" узнает, что я вне этих стен, то поймет, что его час пробил, и сочтет себя свободным в самых непоправимых действиях.

Глава 8

Следователь вынужден был смириться в ожидании нового возможного заявления Эзенгрини.

Сканкалепре между тем не бездействовал. Никто не препятствовал ему вести сбор новых фактов. Еще раньше он был намерен проделать в обратном направлении возможный путь ночного визитера. Он прошел в парк, взобрался на стену при помощи железной скобы и приземлился затем в пределах собственности Сормани. "Однако каким же образом визитер проник во владения Сормани?" - спрашивал себя Сканкалепре. Вилла Сормани также имела решетчатую ограду со стороны сельской местности, а со стороны улицы Ламберта вход преграждался самой виллой. Перелезть через ту или другую решетку для визитера представляло одинаковую трудность. Почему в таком случае именно вилла Сормани, а не непосредственно вилла Дзаккани-Ламберти?