Соболья королева
Шрифт:
Тогда кто-то легонько дотронулся до нее:
– Матушка-настоятельница, вы в порядке?
Майоран обнаружила, что смотрит на добрую морду своей подруги сестры Фамбрил. Хранительница лазарета помогла ей подняться на ноги, объясняя:
– Я видела, как ты лежишь и подумала, что ты в обмороке.
Вечерний свет из витражных окон подсказывал Майоран, что прошло некоторое время с тех пор, как она пришла к гобелену. Она прищурилась:
– Э-э, я в порядке, сестра, не знаю, что случилось со мной, в самом деле. Я, должно быть, задремала.
Озорная выдра улыбнулась, увлекая аббатису на кухню:
– Придет время, и все мы будем старыми, Мардж, хотя я думаю, ты, действительно, еще не достигла тех сезонов. Я полагала, что ты находилась в поисках Гаффи и Тасси. Чем ты занималась? Дремала после обеда?
Они устроились за кухонным столом повара Сугама, налив себе горячего мятного чая, который часто оставляли греться на плите.
Майоран с удовольствием выпила пару глотков:
– О, как это вкусно, Фамбрил. На самом деле, я пошла к гобелену, чтобы увидеть Мартина Воителя. Я надеялась, что он мог бы дать мне кое-какую подсказку о наших пропавших Диббунах.
Сестра Фамбрил долила в чашку чай.
– И что произошло?
Аббатиса покачала головой:
– Боюсь, что ничего. Быть может, мы утратили покровительствующий дух нашего аббатства. Возможно, что он больше не говорит с нами.
Фамбрил похлопала лапу своей подруги:
– Конечно же, это не так. Дух Мартина находится в этих самых камнях, которые нас окружают, он часть Рэдволла. Подумай теперь, есть ли что-нибудь, что всплыло в твоей памяти, хоть что-нибудь?
Майоран пожала плечами:
– Только Сосоп Волоог. Великие Сезоны! Откуда это взялось?
Фамбрил отвлеклась от чая:
– Сосоп Волоог? Разве Мартин это имел в виду? Что же оно должно означать?
Аббатиса была действительно озадачена:
– Мартин, должно быть, произнес, пока я спала. Сосоп Волоог … Я не имею ни малейшего понятия, где тут смысл. Есть ли у тебя идеи, сестра?
Фамбрил добавила в чай мёду.
– Откуда я знаю, Мардж? Я не мастер по загадкам и не мудрый ученый-старец. Гранви, летописец, я думаю, он бы мог что-то ответить.
Они собрались отправиться в обычное место пребывания Гранви - в сторожку, когда хранитель погребов Гурджи пронесся через Большой Зал, призывая Майоран:
– Хурр, Марм, вам нужно поспешить, сейчас же. Мы, это самое, мы обнар-ружили этого хищника!
Аббатиса и целительница последовали за ним, выходя на лужайку, где у входа в сад стояло более десятка рэдволльцев – все глядели в сторону аббатства, на что-то указывая и крича:
– Там, выше спален - он на чердаке!
Майоран присмотрелась в крошечные оконные проемы наверху:
– Откуда ты знаешь? Кто-нибудь его видел?
Брибби, маленькая мышка-Диббун, заговорила: - Я видела его, мам-Мардж, он стоял во-он на том окне!
Аббатиса подняла малышку повыше:
– Покажи мне, где.
Следуя за мнимой линией от лапы Брибби, рэдволльцы устремили взгляд в окно, куда она указала.
– Да, вы видели? Он просто высунул голову, но тут же быстро засунул ее обратно, как только заметил нас всех здесь. И впрямь, каков хитрец этот горностай!
Аббатиса решительно сжала лапы:
– Он должен быть пойман. Этот горностай может знать что-то о наших малышах. Фамбрил, ты останешься здесь присматривать за Диббунами. Бартидж, брат Толлум, вы идете со мной? Где Командор?
Повар Сугам ответил:
– Наверное, все еще в лесу, ищут малышей, мэм.
В сопровождении Бартидж и Толлума, Майоран взяла шефство:
– Как только Командор вернется, отправьте его к нам - мы поднимемся на чердак.
Глобби стало ясно, что его заметили. Он знал, что за ним придут, поэтому о том, чтобы пройти мимо, не было и речи. Наступали сумерки, а у него нет ни фонаря, ни факела. Остаться в темноте на винтовой лестнице – огромный риск, но и спуститься тоже нельзя.
Он сделал единственное, что пришло ему в голову. Заперев дверь маленькой комнаты в мансарде, горностай присел в пыльном углу, схватив нож, украденный из кухни. У него не осталось еды и питья, и он не знал, что делать дальше. Молодой горностай мог видеть лишь одну единственную звезду через маленькое открытое окно. Один, без товарищей; то, что он Разрушитель теперь не имело никакого значения. Он тихо всхлипывал, проклиная все те невзгоды, что принесли его в аббатство Рэдволл.
Вооружившись фонарями, трое искателей пробирались наверх. Чтобы подняться, им нужно пройти четыре поворота лестницы: два из них приходились на спальни и лазарет, и еще два вели на пустые чердаки, где не ступала лапа зверя на протяжении многих сезонов.
Когда они достигли длинного темного прохода, брат Толлум приложил лапу ко рту:
– Тише! мы можем застать злодея врасплох.
Подойдя к дверям на правой стороне коридора, звери открыли их, одну за другой. Первые три скрипнули ветхими петлями, не раскрыв ничего более примечательного, чем вид сломанной мебели, окутанной пылью и странными птичьими перьями повсюду.
Приложившись к четвертой двери, аббатиса повернулась к своим товарищам, и тихо промолвила:
– Заперта.
Брат Толлум взял инициативу на себя. Он резко постучал в дверь, его могильный голос пророкотал:
– Выходи. Мы знаем, что ты там, бандит!
Ответа не последовало, поэтому следом вступился Бартидж. У крупного ежа был природный грубый голос:
– Чем дольше ты заставляешь нас ждать, тем хуже будет для тебя, так что выходи сам, мерзавец!
В голосе Глобби слышались всхлипы, когда он выкрикнул в ответ:
– Выходить, и чего ради? Чтобы вы притащили меня туда, где стряпают, и колотили бы меня одной из тех больших лопат? Слышьте, вы, у меня тут здоровенный ножик, и я выпотрошу первого же, кто сюда сунется. Так что проваливайте и оставьте меня в покое.