Собор
Шрифт:
— А не хотели они венками и корзинками капителей выразить какую-либо особенную мысль? Например, в Амьене гирлянда листьев и цветов, бегущая по аркадам главного нефа, обвивающая все здание и обозначающая контуры столпов, вероятно, сделана, чтобы разделить храм в высоту пополам и дать отдых глазу, но также, скорей всего, и с другой целью: нет ли там конкретной идеи, не содержит ли она какого-либо высказывания, относящегося к Божьей Матери, Которой посвящен и весь храм?
— Не думаю, — ответил викарий. — Полагаю, что художник, выбивавший этот узор, имел в виду просто украсить собор, а вовсе не рассказать нам на герметическом языке краткую повесть в похвалу нашей
Вообще-то на капителях нашего собора, а они далеко не самые разнообразные по флоре, чаще всего встречается молодой побег папоротника, похожий на епископский посох.
— Так-то так, но разве же папоротник не употреблялся в символическом значении?
— Вообще предполагается, что это символ смирения, что объясняется его манерой жить по возможности вдали от дорог, в лесной глуши, но если посмотрим руководство святой Хильдегарды, узнаем, что это растение, которое она называет «фару» — магическое.
«Как солнце разгоняет мрак, — говорит аббатиса Рупертсбергская {68} , — так и фару прогоняет наваждения. Бес бежит от него, а гром и град весьма редко попадает в место, где он произрастает; наконец, человек, носящий на себе папоротник, укрывается от порчи и чародейства».
— Разве же святая Хильдегарда занималась естественной историей с медико-магической точки зрения?
— Занималась, только ее книга почти неизвестна, потому что до сих пор не переведена. Некоторым представителям флоры она подчас приписывает весьма необычные талисманические свойства. Хотите примеров?
Вот, скажем: она утверждает, будто подорожник исцеляет человека, съевшего или выпившего колдовское зелье, и теми же качествами обладает кровохлебка, если носить ее на шее.
Мирру нужно нагревать на парном мясе, пока не станет мягкой; после этого она разрушит все чародейное искусство, избавит от наваждений, станет противоядием от ведьмовского пития. Кроме того, если положить ее на грудь и живот, она рассеивает похотливые помыслы, вот только вместо мыслей о разврате она наводит уныние и иссушает сердце, а потому без крайней необходимости прибегать к ней не следует, замечает святая.
Впрочем, чтобы отогнать уныние, навеянное миррой, можно использовать «ключик небесный» — это, наверное, а может и в самом деле, аптекарский первоцвет, дикий нарцисс, желтые пахучие соцветия которого раскрываются в непросохших лесах и на лугах. Это цветок теплый, он берет свою силу у света. Вот поэтому он изгоняет меланхолию, которая, как уверяет святая Хильдегарда, делает человека нестойким и внушает ему хульные словеса на Бога; слыша их, духи злобы поднебесной слетаются к говорящему и окончательно лишают его рассудка.
Мог бы рассказать вам еще и о мандрагоре, теплом, водянистом растении, которое похоже на уродливого человечка и бывает знаком человека вообще; поэтому
Вот что она учит делать с лилией: возьмите кончик ее корня, нарежьте и размешайте в прогорклом жире, нагрейте снадобье, разотрите больного белой или красной проказой, и он тотчас исцелится.
Ну, теперь оставим эти прадедовские амулеты и наставления, перейдем собственно к символике растений.
Вообще говоря, все цветы суть эмблема Добра. Согласно Дуранду Мендскому, они, как и деревья, представляют собой благие поступки, имеющие добродетель корнем; по Гонорию Отшельнику, зеленые травы — люди добронравные, цветущие — возрастающие в Боге, плодоносящие — совершенные души; наконец, по утверждениям старых трактатов по символическому богословию, растения аллегорически возвещают о Воскресении, а в особенности понятие вечности связывается с виноградом, кедром и пальмою…
— Не забудьте, — прервал аббат Жеврезен, — что в Псалтири пальма уподобляется праведнику и что, по толкованию Григория Великого, она под шершавой корой скрывает крестообразную сердцевину, а золотые грозди ее фиников жестки на ощупь, но сладки для тех, кто знает в них вкус.
— Все-таки, — спросил Дюрталь, — предположим, г-жа Бавуаль решила завести литургический сад; какие же породы она должна для него выбрать?
Можно ли хотя бы составить словарь растений — смертных грехов и обратных им добродетелей, подготовить почву для действий, по определенным правилам подобрать материалы, которые должен использовать мистический садовод?
— Не знаю, — ответил аббат Плом, — но на первый взгляд мне это кажется возможным; однако надо бы восстановить в памяти названия растений, которые могут служить более или менее точными эквивалентами достоинств и пороков. Фактически вы просите меня перевести на язык растений наш катехизис; что ж, попробуем.
Для гордыни у нас есть тыква, некогда почитавшаяся в городе Сикионе как богиня. Она являет образ то плодовитости, то гордости: плодовитости из-за множества семечек и быстрого роста, который монах Валафрид Страбон восхваляет в целой главе пышных гекзаметров {69} ; гордости из-за огромной пустой головы и надутого вида; есть еще кедр, который, согласно святому Мелитону и Петру Капуанскому, считается превозносящимся.
Для скупости я, признаюсь, не вижу отражения в растительном мире; пойдем дальше, а к этому греху вернемся потом.
— Простите, — заметил аббат Жеврезен, — святой Эвхер и Рабан Мавр образом богатств, копящихся на погибель душе, полагают терновник. Ну а святой Мелитон заявляет, что смоковница — это жадность.
— Бедная смоковница, — ответил, смеясь, викарий, — под какими только соусами ее не подавали! Рабан Мавр и Клервоский аноним почитали ее за неверующего иудея, Петр Капуанский сравнивал с крестом, святой Эвхер с премудростью, и это далеко не все. Постойте-ка, забыл, на чем мы остановились. Ах, да, на сладострастии! Тут уж есть из чего выбирать. Кроме целого ряда фаллообразных деревьев, есть цикламен, он же свинячий хлеб, который, как еще в древности писал Феофраст {70} , эмблема сластолюбия, потому что из него делают приворотные зелья; крапива, что по Петру Капуанскому обозначает позывы необузданной плоти; затем еще тубероза, растение более новое, но в XVI веке уже известное, привезенное во Францию одним отцом миноритом; ее хмельной, раздражающий нервы запах, кажется, приводит в смятение и чувства.