Собрание произведений в одном томе
Шрифт:
А если этого нет, вы продаете душу и удивляетесь, почему вас избирают, веря на слово.
Наш диагноз – мы пока нецивилизованны.
У нас очень низкий процент попадания в унитаз, в плевательницу, в урну.
Язык, которым мы говорим, груб.
Мы переводим с мата.
Мы хорошо понимаем и любим силу, от этого покоряемся диктатуре и криминалу. И в тюрьме и в жизни. Вот что мне кажется:
1. Нам надо перестать ненавидеть кого бы то ни было.
2. Перестать раздражаться.
3. Перестать
4. Перестать бояться.
5. Перестать прислушиваться, а просто слушать.
6. Перестать просить.
7. Перестать унижаться.
8. Улыбаться. Через силу. Фальшиво. Но обязательно улыбаться.
Дальше:
С будущим президентом – контракт!
Он нам обеспечивает безопасность, свободу слова, правосудие, свободу каждому человеку и покой, то есть долговременность правил.
А кормежка, заработок, место жительства, образование, развлечение и работа – наше дело. И все.
Мы больше о нем не думаем.
У нас слишком много дел.
Я и Украина!
Ну что для меня Украина, если я живу здесь июль-август-сентябрь-октябрь-ноябрь. Пока не сравнивается погода. Когда сравнивается – перелетаю.
Я здесь родился.
В энциклопедическом словаре 1998 года на странице 396 между «жвалы» и «жвачные» есть «Жванецкое городище трипольской культуры у одноименного села на Украине. Хмельницкая область, оборонительный вал, остатки жилищ и двухъярусных гончарных горнов».
Так тысячу извинений, кто я такой? Кроме того, что еврей. Конечно, украинец.
Это в Америке я русский.
Сейчас за еврея в России, за русского в Америке можно получить по роже.
Так что выбираем среднее. Да чего тут прикидываться.
Нос и язык говорят сами.
Таким языком, какой владеет мной, говорят только на Украине, и только в одном месте.
Те, кто хотят меня уесть:
– Он своей одесской скороговорочкой что-то сказал, понять ничего нельзя. Просили повторить. Он смылся. На пленке прокручивали замедленно. Мура. Не смешно. Мы его предупреждали. У нас здесь болота, север. Нам помедленнее. Слинял. Ну, конечно, пара одесситов в зале очень смеялась, а потом не могли объяснить и на допросе молчали.
А как они объяснят? А что они объяснят?
Я пишу с акцентом, читаю с акцентом, и меня с акцентом слушают.
Как сказал Геннадий Викторович Хазанов в Австралии: «Жванецкого понимают только одесситы».
Тогда их многовато.
Наша любовь с Украиной взаимная. Я и не знал, что есть Жванецкое городище.
Было бы приятнее, чтоб в мою честь. Но и меня в его честь тоже хорошо. Понятно, откуда человек, и ему просто не крикнешь: «Езжайте к себе!»
Я у себя. Со своим городищем. Я никуда не уеду.
Подарил мне город Одесса землю, построил я на той земле дом, где окна
Каждый кирпич в моем доме – ваш аплодисмент.
Дом красивый.
Стоит на ваших руках.
Пока еще пустой.
Я сижу наверху.
Передо мной мое Черное голубое море.
Внизу крики, наверху чайки, дельтапланы, вдали белеет парус одинокий, еще дальше Лузановка, порт Южный. Передо мной мотается профессура, груженная луком, картошкой, черепицей, плиткой. Из Стамбула замурзанные ученые волокут мешки в Одессу.
То не люди, то пароходы.
«Академик Курчатов».
«Профессор Келдыш».
Пассажирский флот продали за долги, остался научный, и профессура возит.
На вопрос, что меня связывает с Украиной, хочется ответить: «А что вас связывает с родителями?» Откуда я знаю? Что-то связывает.
Вот похож – во-первых.
Потом это – характер южный, такой же психованный, но не злой.
Кушать любит то, что они: борщ, селедочку, кашу гречневую с подливой и котлеты. Вареники с картошкой и луком и тоже с гречкой. Колбасу кровяную жаренную в собственном жиру. Рыбку небольшую, чтоб на тарелке и хвост и голова, а не кусок фюзеляжа.
Одессу люблю. Киев люблю, Днепропетровск уважаю. Это ж надо – столько вождей за такой период. Ялту люблю. Севастополь, Харьков, Донецк.
Выходишь на сцену – и не надо ничего объяснять.
И никто не просит помедленнее.
Он быстрее – они быстрее.
Это ж спасение. Я ж своей Одессе так благодарен за свою скороговорку. Потому и уцелел. Живо бы шею свернули.
Читаешь – все хохочут, начальство никак меня притормозить не может. Не понимает.
– Что, вы говорите, он только что сказал?
А там уже другое пошло.
– Да постойте, вот я не про то, что сейчас, а что предыдущее было? Это он про кого? Не пойму ни черта.
И слава богу. Выступление китайского сатирика перед советской страной.
Еще и с акцентом, еще и скороговоркой, еще и с намеками.
Тьфу ты, Господи…
Такие были времена. Единственное, в чем сходство, – раньше во Львов не звали и сейчас не зовут. Но, видимо, по разным причинам.
А помидоры?!
Нигде в мире нет таких помидоров, как микадо.
А абрикосы?
А сливы?
Нет. Капитализм, конечно, продвинутый строй, но помидоров таких там нет, и абрикосов, и слив. Они там твердые и круглые, чтоб машина их убирала и ела.
А клубника ихняя?
Если я сяду есть ихнюю клубнику в первый ряд – весь симфонический оркестр встанет и уйдет, невзирая на Владимира Спивакова.
Что еще меня связывает с Украиной, кроме еды, моря, воздуха, юмора… Видимо, люди, с трудом живущие на ее земле.
Мы же не уехали в Москву когда-то сами. Нас же выгнали. Карцева, Ильченко и меня.