Собрание сочинений-3.Гиброиды
Шрифт:
Вздрогнув, Кетлин отогнала горькие мысли и увидела, что внизу с городом произошли большие изменения. Теперь его громада простиралась во всем великолепии ночных огней до самого горизонта. Город казался волшебным и играл огнями наподобие гигантского бриллианта. Сказочный лес зданий величественно тянулся к небесам. О, как ей хотелось попасть в эту загадочную страну и воочию увидеть те чудеса, которые рисовало ее воображение! Теперь, конечно, ей никогда больше не увидеть их.
— Ну-ну, — раздался вновь гундосый голос Дэйви, — смотри как следует. Последний раз все-таки.
Кетлин
Спать не хотелось, хотя было уже довольно поздно. По тому, как затих шелест мыслей за стенами, Кетлин поняла, что наступила ночь. Уснули все, кроме часовых, гуляк и страдавших бессонницей.
Она не могла уснуть. Теперь, когда она знала все, на душе сделалось легче. До чего невыносимо жить, сознавая, что тебя ненавидят буквально все, начиная от слуг и кончая последним забулдыгой. В конце концов ей, должно быть, все-таки удалось уснуть, поскольку резкая мысль, внезапно вторгшаяся в легкий сон, нарушила призрачную гармонию сновидения.
Кетлин беспокойно заворочалась. Слэновские усики — тонкие нити, которые, подобно золоту, поблескивали в густых волосах, обрамлявших детское личико, — приподнялись, тихо покачиваясь, будто от дуновения ветерка… слабо, но настойчиво.
Вдруг эти чуткие антеннки уловили в окутавшей дворец ночной тиши грозную мысль. Кетлин проснулась, дрожа от страха.
Мысль на мгновение задержалась в ее сознании — ясная, безжалостная и кровожадная. Сон ушел, будто смытый холодным душем. И тут мысль исчезла, как будто ее не было вовсе. В сознании осталось лишь нечеткое воспоминание, поток расплывчатых образов, доносящихся из бесчисленных покоев дворца.
Кетлин лежала тихо как мышка, а из глубины сознания поднималось понимание того, что она только что уловила. Кто-то решил не дожидаться завтрашнего дня. Кто-то сомневается в том, что казнь состоится. И этот некто решил поставить Совет перед свершившимся фактом. Лишь один человек обладал достаточной властью, чтобы не бояться возможных последствий, — Джон Петти, глава секретной полиции, ненавидящий слэнов до такой степени, что это бросалось в глаза даже в этом гнезде слэнофобов Судя по всему, убийцей должен стать один из его приспешников.
Усилием воли она взяла себя в руки и напрягла сознание насколько возможно. Проходила секунда за секундой, а она по-прежнему прощупывала помещение за помещением в поисках разума, так напугавшего ее. Шепот сторонних мыслей превратился в бурлящий поток, который захлестнул Кетлин. Впервые за столько месяцев она вновь исследовала мир нетренированных разумов. Кетлин полагала, что хорошо осведомлена об ужасах этого мира, однако действительность затмила все, доселе испытанное. Неумолимо, с почти взрослой настойчивостью она удерживала себя в урагане мыслеобразов, стараясь по очереди изолировать индивидуальные матрицы. Откуда-то донеслось:
“О Боже, надеюсь, они не обнаружат его мошенничества. Сегодня — на овощах!”
Наверняка то была жена помощника повара — забитая, набожная женщина, жившая в постоянном страхе, что ее муж будет разоблачен.
Кетлин
Разум Кетлин заработал лихорадочно, она чувствовала, что надо спешить. Мыслеобразы мелькали словно в калейдоскопе, причем некоторые представлялись настолько яркими, что на мгновение затмевали остальные. В этих картинах-образах отражался дворцовый мир со всеми его интригами, бесчисленными личными трагедиями и честолюбивыми помыслами. Здесь были самые сокровенные мечты ворочающихся во сне людей. Были здесь и мысли царедворцев-интриганов.
Внезапно она поймала обрывок грубого желания, жестокой решимости убить ЕЕ. В следующее мгновение мысль упорхнула подобно бабочке. Смертоносная эта мысль повергла Кетлин в отчаяние, поскольку вторая вспышка, куда более сильная, чем первая, свидетельствовала только об одном: убийца приближался.
Девочку начало лихорадить, тупая боль пульсировала в голове, и тут она поймала мысль в третий раз. Теперь она могла установить источник. Стало понятно, как этому мозгу до сих пор удавалось от нее ускользать. Мысли убийцы были тщательно распылены и настолько быстро перескакивали с одного объекта на другой, что постоянно присутствующий мыслефон просто заглушал их.
Должно быть, он потратил много времени на тренировки, однако это не был ни Джон Петти, — ни Кир Грей, мышление которых подчинялось строгим законам логики и никогда не отвлекалось от поставленной цели. Вероятный противник, каким бы ловким ни был, все-таки выдал себя. Как только он войдет в комнату, она…
Мысль оборвалась. Правда, открывшаяся ее сознанию, парализовала разум: человек уже находился в спальне и в этот миг на коленях подползал к кровати.
Кетлин почудилось, что время остановило бег. Ощущение усиливалось окружавшей ее тьмой и одеялом, которое сковывало руки. Она понимала, что накрахмаленные простыни зашелестят при малейшем движении и, прежде чем она успеет пошевелиться, убийца набросится на нее и она всецело окажется в его власти.
Она не могла ни пошевелиться, ни разглядеть что-либо в темноте спальни. Она лишь чувствовала возрастающее возбуждение пульсирующего мозга убийцы. Бег его мыслей ускорился, он перестал их контролировать и сосредоточился на объекте. Пламя убийственной страсти опалило разум — настолько мощное и неистовое, что пришлось отключить часть сознания: девочка ощущала почти физическую боль.
Теперь, когда его желание прояснилось, она могла прочесть предысторию покушения. Этот человек был одним из часовых, чей пост находился у ее дверей. Но не обычным часовым; странно, что она не заметила подмены. Должно быть, это произошло, пока она спала. Либо она просто настолько углубилась в собственные мысли, что прозевала событие.
Кетлин стал понятен план убийства, как только тот тихо приподнялся с покрытого ковром пола и склонился над постелью. Теперь она уловила тусклый блеск ножа, занесенного для удара.