Собрание сочинений, том 18

Энгельс Фридрих

К этому месту дано примечание, в котором г-н Бакунин грозится рассмотреть этот вопрос подробнее; здесь же он лишь призывает русскую революционную молодежь противодействовать этому: он признает, что русские агенты действуют в этом направлении среди австрийских славян, уверяя их, что царь намерен освободить их страну от германского ига, и „это в то самое время, когда петербургский кабинет «явным образом» продает и предает Бисмарку всю Богемию с Моравией в вознаграждение за обещанную помощь на Востоке“.

Каким же образом случилось, что в австрийско-славянских землях имеется целый класс образованных и т. д. людей, которые ждут со стороны русских либо освобождения, либо даже „создания великого царства славянского под державой русского царя?“ (стр. 57).

Это только показывает, „до какой степени

эта проклятая немецкая цивилизация, по существу своему «буржуазная» и потому «государственная», успела проникнуть в души даже патриотов славянских… они остаются вполне немцами, хотя цель, к которой они стремятся, антинемецкая; немецкими путями и средствами они хотят, думают освободить славян из-под немецкого ига. По своему немецкому воспитанию они не понимают другого способа освобождения, как посредством образования славянских государств или единого могущественного славянского государства. Они ставят себе, таким образом, и цель совершенно немецкую, потому что «новейшее государство», централистическое, бюрократическое, полицейско-солдатское, вроде, например, новой германской или «всероссийской» империи, есть «создание» чисто немецкое; в России оно было прежде с примесью татарского элемента, «но за татарскою любезностью, право, и в Германии теперь дело не станет»“ (стр. 57).

„По всей своей природе, по всему существу своему славяне решительно племя не политическое, то есть не «государственное». Напрасно чехи «поминают» (erwahnen) свое великое царство Моравское, а сербы — царство Душана. Все это — эфемерные явления или древние басни. Верно то, что ни одно славянское племя само собой не создало «государства»“ (стр. 57).

Польская монархия-республика:

основана под двойным влиянием германизма и латинизма, после того как славянский народ («холоп» — Leibeigener, Knecht [крепостной, слуга. Ред.]) был совершенно порабощен шляхтой, которая, по мнению многих польских историков, например «Мицкевича», не была славянского происхождения (стр. 58). 

Богемское государство (чешское):

склеено по образу и подобию немецкого, под открытым влиянием немцев, и поэтому так рано стало органической частью германской империи.

Русская империя:

татарский кнут, византийское «благословение» (Segen) и немецкое чиновно-военное и полицейское просвещение (стр. 58).

„Итак, несомненно, что славяне никогда своею собственной инициативой «государства» не слагали… потому что никогда не были завоевательным племенем. Только народы завоевательные создают «государство», и создают его непременно себе на пользу, в ущерб покоренным народам“. Славяне были совсем мирными земледельческими племенами, жили отдельно и независимо в своих общинах, управляемых («управлять» означает также regieren [править. Ред.]) по патриархальному обычаю «стариками» на основании «выборного начала», общинной собственности на землю, без дворянства, без особой касты жрецов, были все равны между собою, „осуществляя в патриархальном и, следовательно, в несовершенном виде идею человеческого братства“. Никакой политической связи между общинами, только связь для защиты от иноземных нашествий; никакого славянского «государства», зато связь общественная, братская между всеми славянскими племенами, в высшей степени гостеприимными (стр. 58, 59). „При такой организации они были беззащитными против нападений и захватов воинственных племен, особенно германцев, стремившихся распространить повсюду свое господство“ (стр. 59). „Славяне отчасти истреблены, большею же частью покорены турками, татарами, мадьярами, а главным образом немцами“ (стр. 59). „Со второй половины Х века начинается мученическая, но также и героическая история их рабства“ (стр. 59).

„К несчастью для Польши, ее «руководящие партии» (seine leitenden Parteien), до сих пор еще преимущественно шляхетские, не отказались еще от своей «государственной» программы, и вместо того, чтобы искать освобождения и «обновления» своей «родины» в социальной революции, повинуясь

древним предрассудкам, ищут их то в покровительстве какого-нибудь Наполеона, то в союзе с иезуитами и австрийскими феодалами“ (стр. 61).

В нашем веке пробудились также и западные, и южные славяне; средоточием первых является Богемия, а вторых — Сербия (стр. 61, 62).

Последнее выражение «государства» — пангерманская империя: „его дни сочтены, и от падения его все народы ждут своего окончательного избавления… Неужели славянам стало завидно, что немцы заслужили ненависть всех остальных народов Европы!“ (стр. 63).

Англия для этого человека, политикана из кафе, не существует, — Англия, эта истинная вершина буржуазного общества в Европе.

Либо никакого славянского «государства», либо же одно громадное, всепоглощающее панславистское, «кнутовое, С.-Петербургское» (стр. 64, 65).

Пангерманской централизации невозможно также противопоставить панславянскую федерацию вроде Соединенных Штатов (стр. 66). Федерация в Северной Америке возможна только потому, что на американском континенте в соседстве с великой республикой нет ни одного могучего «государства» вроде России, Германии или Франции. Итак, чтобы противодействовать на «государственном» или политическом поприще торжествующему пангерманизму, остается одно только средство — создать панславянское «государство».

Общее славянское рабство под «всероссийским кнутом» (стр. 67). Но и это невозможно. В Европе количественно почти на одну треть больше славян, чем немцев. Несмотря на это никогда панславянское государство не сравняется могуществом и настоящею «государственно-военной» силой с империей пангерманской. Почему? „Потому что в немецкой крови, в немецком инстинкте, в немецкой традиции есть страсть «государственного» порядка и «государственной» дисциплины“; у славян же наоборот: „поэтому, чтобы дисциплинировать их, надо держать их под палкой, в то время как всякий немец с «убеждением» (auf Ьberredung) свободно съел бы палку. Его свобода состоит именно в том, что он «вымуштрован» и «охотно преклоняется» перед всяким начальством. Притом немцы — народ серьезный и работящий; они учены, бережливы, «нарядливы, отчетливы и расчетливы», что не мешает им, когда надо, а именно, когда того хочет начальство, отлично драться. Они доказали это в последних войнах. К тому же их военная и административная организация доведена до наивозможнейшей степени совершенства, степени, которой никакой другой народ никогда не достигнет. Так вообразимо ли состязаться с ними на поле «государственности»?“ (стр. 68, 69).

„Немцы ищут жизни и свободы своей в «государстве»: для славян же «государство» — гроб. Они ищут своего освобождения вне «государства», не только в борьбе против немецкого «государства», но во «всенародном бунте» против всякого «государства», в социальной революции“ (стр. 69). „Но «государства» сами не валятся; их может только повалить всенародная и всеплеменная, интернациональная социальная революция“ (стр. 69).

Противогосударственная природа, составлявшая до сих пор их [славян. Ред.] слабость, теперь, наоборот, для нынешнего народного движения составляет их силу (стр. 69).

Приближается время полного освобождения «чернорабочих масс» и „их вольной общественной организации «снизу вверх» без всякого «правительственного» (dirigierende, regierungsmassige) вмешательства, при помощи вольных экономических, «народных» (dem Volk gehцrig, цffentlich) «союзов» (Verbindung, Allianz, Koalition, Bundnis), «помимо» всех старых государственных границ и всех национальных различий, на одном основании производительного труда, общечеловеческого и вполне солидарного при всем своем разнообразии“ (стр. 70).

„Национальность не есть общечеловеческое начало, а есть исторический, местный факт, имеющий несомненное право, как все «действительные» и безвредные факты, на общее «признание». Всякий народ или даже «народец» имеет свой особый характер, свою манеру, составляющие «именно» (grade) суть национальности, суть результата всей исторической жизни и всех условий жизни национальности. Всякий народ точно так же, как и всякое лицо, есть «поневоле» то, что он есть, и имеет несомненное право быть самим собой“. Отсюда вытекает все так называемое «национальное право» (стр. 70).