Собрание сочинений [Том 1]
Шрифт:
В моем случае дон Хуан хотел получить знак прежде, чем учить меня ритуалу. Этот знак был дан, когда мы с ним проезжали пограничный городок в Аризоне, и полицейский остановил машину. Полицейский решил, что я - незаконно въехавший иностранец. Лишь после того, как я предъявил ему свой паспорт, который он счел вначале поддельным, и другие документы, он разрешил нам ехать дальше. Все это время дон Хуан сидел на переднем сидении рядом со мной, и полицейский как будто не замечал его. Он был занят исключительно мной. Дон Хуан решил, что это и есть тот знак, которого он ждал. Он истолковал его так, что мне будет очень опасно привлекать к себе внимание, и сделал вывод, что мой мир должен быть миром совершенной простоты и открытости. Сложный ритуал и помпезность будут в данном случае неуместными. Он заметил, однако, что минимальное соблюдение ритуала при знакомстве
Он привез меня в городок центральной Мексики, к дому на окраине. Когда мы пешком со стороны юга приблизились к нему, я увидел двух индеанок, стоявших в полутора метрах друг от друга. Они находились примерно в 10-12 метрах от двери дома, стоя на твердой, спекшейся почве грунтовой дороги.
Женщины выглядели необыкновенно мускулистыми и крепко сбитыми. У обеих были иссиня-черные волосы, заплетенные в длинную косу. Они походили друг на друга, как сестры: одинакового сложения, примерно 160 см ростом и до 70 кг весом. На них была типичная одежда индейских женщин центральной Мексики - длинное свободное платье, шаль и самодельные сандалии.
Дон Хуан остановил меня в метре от них. Он повернулся сам и заставил меня повернуться к женщине слева от нас. Он сказал, что ее зовут Сесилией и что она ясновидящая. Затем он резко повернулся, не дав мне времени что-либо сказать, и заставил меня стать лицом к более темной женщине. Он сообщил, что ее имя Делия и она сталкер. Женщины кивнули мне. Они не улыбнулись, не двинулись пожать мне руку и не сделали ни одного приглашающего жеста.
Дон Хуан прошел между ними, как если бы они были двумя опорными столбами ворот. Он сделал несколько шагов и обернулся, как бы ожидая, что женщины пригласят меня пройти между ними. Секунду женщины спокойно смотрели на меня. Затем Сесилия пригласила меня войти, как если бы я стоял на пороге настоящего дома.
Дон Хуан показывал дорогу к дому. У входной двери мы встретили чрезвычайно тощего мужчину. На первый взгляд он выглядел молодым, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ему около шестидесяти. Он производил впечатление постаревшего ребенка - небольшого роста, худощавый, с проникновенными темными глазами. Он был подобен эльфу или тени. Дон Хуан представил его мне как Эмилито, сказав, что это его курьер, помощник во всех делах, который будет рад приветствовать меня сам.
Мне показалось, что Эмилито действительно наиболее подходящее существо, чтобы приветствовать кого бы то ни было. Его улыбка излучала радушие. Он пожал мне руку, вернее, скрестил обе свои руки, обхватив ими обе мои. Казалось, он преисполнен удовольствия. И можно было поклясться, что он в экстазе от радости видеть меня. Его голос был очень мягким и теплым, а глаза светились.
Мы прошли в большую комнату. Там находилась еще одна женщина. Дон Хуан сказал, что ее имя Тереза и что она является курьером Сесилии и Делии. Ей было, вероятно, чуть больше двадцати лет и выглядела она как дочь Сесилии. Она была спокойна и молчалива, но очень дружелюбна. Мы прошли за доном Хуаном в заднюю часть дома, где располагалась крытая веранда. Стоял теплый день. Мы сели за стол и после скромного обеда разговаривали, пока не перевалило за полночь.
Эмилито был за хозяина. Он очаровывал и развлекал всех своими экзотическими рассказами. Женщины раскрылись. Слышать их смех доставляло подлинное наслаждение. Они были поразительно мускулистыми и телесно живыми. В одном месте, когда Эмилито сказал, что Сесилия и Делия являются для него как бы двумя матерями, а Тереза - дочкой, они схватили его и подбросили в воздух, как ребенка.
Из двух женщин Делия выглядела более рассудительной, более земной. Сесилия же, наверное, была более «не от мира сего», но она, казалось, обладала большей внутренней силой. Она производила впечатление более нетерпимой и неспокойной. Ее вроде бы раздражали некоторые из рассказов Эмилито.
Тем не менее она настораживалась, когда он рассказывал свои так называемые «легенды вечности». Каждую историю Эмилито начинал словами: «Знаете ли вы, друзья, что…». Рассказ, который произвел на меня наибольшее впечатление, был посвящен неким существам, по его словам, существующим
Эмилито пересыпал свои легенды вечности самыми непристойными шутками. Из-за его необычайного дара рассказчика я понимал каждую из его историй как метафору или притчу, при помощи которой он нас чему-нибудь учил.
Дон Хуан сказал, что Эмилито просто докладывает о том, чему он был свидетелем в своих путешествиях по бесконечности. Роль курьера состояла в том, чтобы путешествовать впереди Нагваля, подобно лазутчику в военных операциях. Эмилито уходил за границы второго внимания, и все, чему он являлся свидетелем, затем сообщал остальным.
Вторая встреча с воинами дона Хуана прошла так же без осложнений, как и первая. Однажды дон Хуан перевел меня в повышенное осознание и сказал, что меня ждет вторая встреча. Он велел мне ехать в город Закатекас в северной Мексике. Мы прибыли туда ранним утром. Дон Хуан сказал, что здесь у нас будет просто остановка и что нам надо передохнуть до завтрашнего дня, когда нам нужно будет прибыть на вторую официальную встречу, чтобы познакомиться с восточными женщинами и воином-ученым из его партии. Потом он растолковал мне тонкий и запутанный момент выбора. Он сказал, что мы встретили Юг и курьера в середине второй половины дня, потому что он сделал индивидуальную интерпретацию правила и выбрал этот час как символизирующий ночь. Юг в действительности был ночью, теплой, дружелюбной, уютной ночью, и по правилам мы должны были бы идти на встречу с теми двумя южными воинами после полуночи. Однако это оказалось бы для меня нежелательным, потому что я имел направленность к свету, к оптимизму - тому оптимизму, который сам гармонично трансформируется в загадку тьмы. Он сказал, что именно это мы и проделали в тот день. Мы наслаждались компанией Друг друга, пока не стало совершенно темно. Я еще удивился тогда, почему никто не зажигает лампу. Дон Хуан сказал, что восток, напротив, является утром, светом и что мы будем встречать восточных женщин завтра в середине утра.
Перед завтраком мы пошли на площадь и сели на скамейку. Дон Хуан сказал мне, что он оставит меня здесь подождать его, пока он сделает кое-какие дела. Он ушел, и вскоре после его ухода подошла женщина и села на противоположном конце скамейки. Я не обратил на нее никакого внимания и стал читать газету. Через минуту еще одна женщина присоединилась к первой. Я хотел пересесть на другую скамейку, но вспомнил, что дон Хуан специально подчеркнул, чтобы я сидел здесь и никуда не уходил. Я отвернулся от женщин и словно забыл об их существовании. Они сидели тихо, и вдруг с ними поздоровался какой-то мужчина, остановившись лицом ко мне. Из их разговора я понял, что женщины ждали его. Мужчина извинился за опоздание. Он явно хотел сесть. Я отодвинулся, освобождая ему место. Он пышно поблагодарил меня и извинился за причиненное беспокойство, а затем сказал, что они, будучи сельскими жителями, совершенно теряются в городе и что однажды, когда они ездили в Мехико, чуть не попали под машину. Он спросил меня, живу ли я в Закатекасе. Я сказал «нет» и уже хотел было оборвать разговор, но заметил в его взгляде какую-то лукавинку. Он был пожилым человеком, хорошо сохранившимся, для своего возраста. Он не был индейцем, а напоминал благородного фермера из какого-то сельского местечка. На нем были костюм и соломенная шляпа. Черты его лица были утонченными, кожа казалась прозрачной, нос имел высокую переносицу, рот был маленьким, окаймленным тщательно подстриженной бородкой. Здоровье, казалось, переполняло его, и в то же время он выглядел хрупким.
Он поднялся и представился как Висенте Медрано, сказав, что приехал в город по делам только на один день. Затем указал на женщин и сообщил, что это его сестры. Женщины встали и повернулись к нам. Они были очень худенькими, лицом темнее брата и намного моложе его. Одна из них вполне могла быть его дочерью. Я заметил, что кожа у них не такая, как у него, а гораздо суше. Обе женщины имели очень приятную внешность. У них были такие же утонченные черты лица, а глаза светились чистотой и спокойствием. Они были среднего роста, одеты в прекрасно сшитые платья, но со своими шалями, туфлями на низком каблуке и бумажными чулками выглядели зажиточными селянками. Старшей, казалось, было уже за пятьдесят, младшей - лет на десять меньше.