Собрание сочинений, том 27
Шрифт:
Вопрос, который ты ставишь в твоем предпоследнем письме, мне не совсем ясен. Тем не менее, я думаю, тебя удовлетворит следующее.
Купец как фирма, как человек, извлекающий прибыль, и тот же купец как потребитель — это в торговле два совершенно различных лица, враждебно противостоящих друг другу. Купец как фирма — это счет капитала или соответственно счет прибылей и убытков. Купец как человек, который жрет, пьянствует, занимает квартиру и производит детей — это счет расходов по домашнему хозяйству. Счет капитала заносит счету расходов по хозяйству в дебет каждый сантим, который перекочевывает из торговой сферы в карман частного лица, и так как счет расходов по хозяйству имеет только «дебет» и не имеет «кредита», являясь, таким образом, одним из самых худших должников фирмы, то в конце года вся сумма дебета на счете расходов по домашнему хозяйству составит чистый убыток и спишется с прибыли. Между тем, при составлении баланса и исчислении процента прибыли, сумма, употребленная на расходы по домашнему хозяйству, обычно считается имеющейся еще налицо и рассматривается как часть прибыли; например, если при капитале в 100000 талеров получено 10000 талеров прибыли, но 5000 растрачено, то считают, что прибыль составляет 10 процентов, и, после того как все правильно разнесено по книгам, счет капитала фигурирует в следующем году с дебетом в 105000 талеров. Сама процедура
При наличии нескольких компаньонов дело обстоит очень просто. Например, А вложил в дело 50000 талеров и Б также 50000; они получают 10000 талеров прибыли и расходуют каждый по 2500 талеров. Таким образом, к концу года — при простой бухгалтерии, без мнимых счетов — получаются следующие счета:
А. Кредит у А & Б — взнос капитала 50 000 талеров
А. Кредит у А & Б — доля прибыли 5 000»
55 000 талеров
Дебет у А и Б — наличными 2 500»
А. Кредит на следующий год 52 500 талеров
Точно такая же картина у Б. Но при этом фирма всегда считает, что она имеет 10 процентов прибыли. Словом, при исчислении процента прибыли купцы игнорируют прожиточные расходы компаньонов, напротив — при исчислении увеличения капитала за счет прибыли они принимают эти расходы во внимание.
О венгерской кампании — или, еще лучше, если бы удалось, о всех кампаниях 1848–1850 гг. — я бы очень охотно написал, если бы только можно было раздобыть источники. «Neue Rheinische Zeitung» могла бы мне послужить лишь для сравнения с австрийскими сводками, а ты ведь знаешь, сколько в них пробелов. Об одной только этой кампании мне необходимо было бы раздобыть по меньшей мере десять — двенадцать книг, и даже тогда мне не хватило бы еще главного: кошутовского «Kozlony» («Вестник»). Ни в какой другой области нельзя так легко оскандалиться, как в военной истории, если попытаться рассуждать, не имея всех данных о силах, снабжении продовольствием и боевыми припасами и т. д. Все это хорошо для газеты, так как все газеты одинаково плохо осведомлены, и там дело сводится к тому, чтобы на основании немногих имеющихся данных сделать правильные выводы. Но для того чтобы иметь возможность во всех решающих случаях сказать post festum {323} : тут следовало действовать так-то и так-то, а тут действовали правильно, хотя исход дела как будто свидетельствует об обратном, — для этого, как я полагаю, материалов о венгерской войне опубликовано еще недостаточно. Например, кто доставит мне данные о состоянии австрийской и венгерской армий и различных корпусов накануне каждого сражения и каждого серьезного передвижения? Для этого нужно сначала, чтобы были изданы мемуары Кошута и Гёргея и чтобы имелись в подлинном виде выдвинутые Дембинским планы сражений и кампаний. Тем не менее, даже на основании уже существующего материала можно кое-что объяснить и, по-видимому, написать довольно интересную статью. Во всяком случае уже теперь ясно одно: в начале 1849 г. венгерское восстание, подобно польскому восстанию 1830 г. и Российской империи в 1812 г., было спасено лишь благодаря зиме. Венгрия, Польша и Россия — это единственные страны в Европе, где вторжение неприятеля зимой невозможно. Но уж само по себе всегда фатально, когда восстание бывает спасено лишь благодаря той неизмеримо глубокой грязи, которая его окружает. Если бы конфликт между Австрией и Венгрией разразился в мае вместо декабря, то венгерская армия ни в коем случае не была бы организована, и вся эта чепуха кончилась бы тем же, чем и в Бадене, не больше и не меньше. Чем больше я изучаю войны, тем сильнее становится мое презрение к геройской доблести; геройская доблесть — это просто пошлая фраза, которую никогда не употребит порядочный солдат. Наполеон в тех случаях, когда он не писал прокламаций и не произносил тирад, а говорил хладнокровно, никогда не употреблял таких слов, как «доблестный» или «беззаветная храбрость» и т. д., а говорил самое большее: «он хорошо сражался».
Впрочем, нет никакого сомнения, что если в будущем году во Франции вспыхнет революция, то Священный союз дойдет по крайней мередо стен Парижа. И несмотря на замечательные познания и редкую энергию наших французских революционеров, возникают большие сомнения в отношении того, снабжены ли даже парижские форты и крепостной вал оружием и провиантом. Но лишь только будут взяты два форта, например Сен-Дени и ближайшие к востоку, то Париж и революция погибли впредь до нового сигнала. Я это тебе вскоре как-нибудь подробно изложу с военной точки зрения и укажу вместе с тем на ту единственную меру, которая может быть принята против этого, чтобы по меньшей мере ослабить вторжение: оккупация французами бельгийских крепостей и захват рейнских крепостей путем очень ненадежного повстанческого coup de main {324} . Тебе, наверное, понравится следующий анекдот, служащий для характеристики прусской военной рутины и для объяснения позднейшего поражения при Йене и т. д. С внешней стороны дерзкие, но по существу чрезвычайно уверенные удары Наполеона в сражении при Маренго привели приверженца школы старого Фрица {325} , прусского генерала Бюлова, отца или дядю позднейшего Бюлова 1813 г., к следующему убеждению: 1) необходимо установить военную систему, базирующуюся на абсурде, то есть «приводить в смятение» противника путем все новых сумасшедших выходок, и 2) вместо штыков дать пехоте копья, как во время Тридцатилетней войны! Чтобы разбить Наполеона, надо отменить порох! Что ты скажешь на это?
Меня очень радует, что ты, несмотря ни на что, приезжаешь сюда в конце месяца. Но ты должен в этом случае привезти с собой полный комплект «Neue Rheinische Zeitung» — на основании ее я заведу себе досье на всех немецких демократических ослов, а также французских; это — работа, которая во всяком случае должна быть сделана прежде, чем нас опять не запачкают в какой-нибудь грязи. Было бы неплохо, если бы с этой целью достойный Либкнехт — для этого он достаточно хорош — отправился в Музей {326} , перечитал результаты голосований в берлинском, франкфуртском и венском собраниях, которые там, очевидно, можно найти (в стенографических отчетах), и сделал из них выписки обо всех левых.
Ты знаешь, я не читал окончания рукописи Даниельса {327} . То, что этот молодец упорно держится за «понятия», как посредствующую связь между людьми и т. д., это вполне объяснимо; ты никогда не заставишь отказаться от этого человека, пишущего о физиологии. Он в конце концов всегда спасается при помощи того аргумента,
Напиши мне, как себя чувствует твоя жена и кланяйся ей сердечно от меня.
Я рад, что ты, наконец, покончил с политической экономией. Эта история действительно чересчур затянулась, а ведь пока у тебя останется непрочитанной хотя бы одна книга, которую ты считаешь важной, ты не возьмешься за перо.
Как обстоит дело с издателем для двух томов по 60 листов, которые ты собираешься печатать? Если бы это дело наладилось, можно было бы уговорить издателя достать нужные вещи для венгерской статьи — я бы указал, какие; в случае надобности — с позднейшей компенсацией за счет гонорара. Было бы также необходимо иметь очень хорошуюспециальную карту Венгрии и Трансильвании и, по возможности, планы сражений, которых, насколько я знаю, нет в вышедших до сих пор работах, — одна карта могла бы обойтись примерно в 15–20 талеров. Я постарался бы найти такую через Вейдемейера. Кстати, имеется ли у тебя его адрес? Я хотел бы у него разузнать о военных справочниках по организации армий и тактике; как раз эту чепуху я не могу здесь достать. Узнай также, какие книги о Венгрии можно получить во всяком случае от г-жи Бек или через нее. Мне нужен также Деккер [243] , который еще у тебя.
243
Речь идет о французском переводе книги: С. v. Decker. «Der kleine Krieg, im Geiste der neueren Kriegfuhrung. Oder: Abhandlung uber die Verwendung und den Gebrauch aller drei Waffen im kleinen Kriege». Berlin und Posen, 1822 (К. фон Деккер. «Малая война, в свете новейшего ведения войны. Или: Трактат о применении и использовании всех трех родов войск в малой войне». Берлин и Познань, 1822). См. также настоящий том, стр. 496. — 213.
Твой Ф. Э.
Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913
Печатается по рукописи
Перевод с немецкого
80
ЭНГЕЛЬС — МАРКСУ
В ЛОНДОН
[Манчестер], 11 апреля 1851 г.
Дорогой Маркс!
Я полагал, что сегодня покончу, наконец, с моим грандиозным стратегическим трактатом {328} . Но отчасти вследствие задержек, отчасти вследствие необходимости порыться в книгах относительно деталей, отчасти потому, что работа эта получается более обширной, чем я предполагал, — вряд ли я закончу ее сегодня поздно вечером. Впрочем, она совершенно не подходит для печати: она годится только для частной информации, а для меня является некоторого рода упражнением.
Я начинаю также постепенно уяснять себе личность Веллингтона. Упорный, настойчивый, упрямый англичанин, полный здравого смысла и обладающий в высшей мере свойственным его нации талантом использования ресурсов; медлительный в принятии решений, осторожный, никогда не рассчитывающий на счастливую случайность, несмотря на огромное везение; он был бы гением, если бы «здравый смысл» был способен возвыситься до уровня гениальности. Все его дела Образцовы, но ни одно не является мастерским {329} . Такой генерал, как он, как бы создан для английской армии, где каждый солдат, каждый младший лейтенант является маленьким Веллингтоном в своей собственной сфере. К тому же он знает свою армию, ее упорную выдержку в обороне, которую каждый англичанин приносит с собой с боксерского ринга и которая делает ее способной после восьмичасовой напряженной обороны, сломившей бы всякую другую армию, производить еще внушительные атаки, в которых недостаток живости возмещается согласованностью действий и устойчивостью. Обороны при Ватерлоо до того момента, пока не подошли пруссаки, не выдержала бы ни одна армия, не имея у себя ядра в 35000 англичан.
Впрочем, во время Испанской войны Веллингтон лучше уразумел сущность наполеоновского военного искусства, чем те нации, которым Наполеон на спине прописал превосходство этого военного искусства. В то время как австрийцы совершенно растерялись, а пруссаки настолько опешили, что объявили тождественными тупоумие и гениальность, Веллингтон вел себя очень ловко и сумел уберечься от ошибок, которые совершали австрийцы и пруссаки. Он не подражал наполеоновским приемам, но чрезвычайно затруднял французам возможность применять к нему свои приемы. Он не совершал ни одной ошибки, если его не вынуждали к этому политические соображения; зато я не обнаружил пока абсолютно ничего, в чем он проявил бы хоть искру гениальности. Сам Нейпир {330} отмечает такие случаи, когда он мог нанести гениальные удары решающего значения и не подумал об этом. Поскольку я мог в этом убедиться, он ни разу не сумел использовать таких обстоятельств. Он велик в своем роде, а именно настолько велик, насколько можно быть великим, не переставая быть посредственностью. Он обладает всеми качествами солдата; они все соразмерно и замечательно гармонически развиты; но именно эта-то гармония и мешает каждому отдельному из этих качеств достигнуть истинно гениального развития. Каков солдат, таков и политик. Его закадычный друг на поприще политики Пиль является в некотором роде его копией. Оба они представляют торизм, у которого достаточно здравого смысла, чтобы, сохраняя приличие, сдавать одну позицию за другой и растворяться в буржуазии. Это отступление к Торрес-Ведрас [244] . Таков Веллингтон.
244
Энгельс сравнивает политическую тактику некоторых лидеров консервативно-аристократической партии, партии тори, делавших после упорного сопротивления отдельные уступки буржуазии, с военной тактикой Веллингтона в войне 1808–1814 гг. на Пиренейском полуострове во время отступления английской армии под командованием Веллингтона к укрепленным позициям у Торрес-Ведрас (город близ Лиссабона) в 1810 году. — 214.