Собрание сочинений (Том 2)

Алексеев Сергей Трофимович

Через несколько дней после приезда Лёшки дед Митин отправился к барыне просить о великой милости для внука. Дед уже и место облюбовал. Лёшка и на мельнице бы работал, и Харитине хороший помощник по всякой надобности.

– Его к делу бы главное, барыня, - говорил старик.
– Малец он неглупый. Между прочим, у аптекаря служил, в порошках имеет понятие.

– Ладно, приводи, - сказала Ширяева.

Пришёл Лёшка, глянул на барыню - кожа да кости. Никогда Лёшка таких тощих не видывал.

–

Так, значит, из Питера?
– спросила Ширяева.

– Из самого что ни на есть настоящего, - ответил за мальчика дед.

– И в лекарствах толк понимаешь?

– У аптекаря обучался, - снова полез старик.

– Ну ладно, - сказала Олимпиада Мелакиевна и положила Лёшке жалованье - полпуда зерном и деньгами три рубля в месяц.

Дед стал низко кланяться и благодарить барыню. Потом вспомнил, как кулак Собакин целует барскую ручку, изловчился и чмокнул Олимпиаду Мелакиевну в самые пальчики.

– Пошёл вон!
– закричала Ширяева.

Дед съёжился, схватил Лёшку, попятился к выходу.

– Злющая, - проговорил он, когда они вышли на улицу.

– А чего она такая тощая?
– спросил Лёшка.

– В ней змий поганый сидит, - объяснил обозлённый старик.

МЕЛЬНИЦА

Мельник Сил Силыч Полубояров был мужик крепкий, ростом без малого в три аршина, с руками, словно клещи, длинными и цепкими.

За помол мельник брал натурой, десятую долю. Отсыпал зерно мерой большим ведром пуда на два. Делал ловко: загребёт с верхом, рукой незаметно придержит, глядишь - фунтов пять урвёт лишних.

"И откуда столько жадности в человеке!" - ворчали мужики. Однако мирились: других мельниц поблизости не было.

Плата за помол шла в барские закрома. У Ширяевой мельник был человеком своим, доверенным.

Лёшку Полубояров встретил насторожённо. Прошёлся глазами по мальчику, потрогал за плечи, посмотрел на руки, произнёс:

– Ростом не вышел. Да ладно, посмотрим, какой из тебя работник.

И Харитина покосилась на Лёшку.

– Питерский, - усмехнулась. Потом подумала и добавила: - Ладно, нам и питерский подойдёт.

На новой работе Лёшке сразу нашлось много разных дел. У Харитины воду таскать для индюшек, птичий помёт выскребать наружу, утром отгонять птиц на мельничное подворье, а к вечеру загонять назад в индюшатник. А ещё следить, чтобы индюки между собой не дрались, - чуть что, разгонять хворостиной.

У мельника - машинным маслом смазывать разные шестерни, следить, чтобы, упаси бог, зубчатая передача где-нибудь не заела, а главное смотреть за мешками: возвращать пустые мешки хозяевам.

Прошло несколько дней. И Полубояров и Харитина привыкли к помощнику. Стали они наставлять его уму-разуму.

– Ты, дурья голова, - говорила Харитина, - не забывай дырки в мешках прокалывать. Зазевался мужик, а ты и

проткни. Пусть зерно сыплется, с-ы-ы-плется, - растягивала Харитина.
– Индюшки его враз подберут.

– Ты, парень, того, - наставлял Полубояров.
– Мешки возвращай с умом. Считай так: раз, два, четыре. Понял? Она, мешку цена, хоть и грош, а всё же в хозяйстве вещь не лишняя. Да бери не всякий, бери с выбором, чтобы получше. Понял?

И чем больше крутился Лёшка в помощниках, тем больше ему находилось всяких занятий. Чуть задержится мальчик у Харитины, Полубояров уже кричит:

– Лёшка! Лёшка!

Едва пристроится к мельничным делам, с пригорка вопит Харитина:

– Лёшка! Лёшка!

Так и крутится мальчик целый день между Полубояровым и Харитиной, между мельницей и индюшатником, хоть разорвись на две части!

ПО ВОПРОСУ ЗЕМЛИ

Через несколько дней барыня вызвала Лёшку, стала расспрашивать о Петрограде.

Мальчик и Олимпиаде Мелакиевне принялся рассказывать про то, как разъезжали грузовики, про Арсенал и как арестовывали жандармов.

– Ох, ох, - вздыхала Ширяева.
– И чего только люди хотят? Царя ни за что ни про что... Ну, а как мужики, про что мужики на селе говорят?

Лёшка замялся:

– Про всякое.

– Ну, а про что такое всякое? Про землю небось говорят?

– Говорят.

– Злодеи, - ругнулась Ширяева.
– Разбойники.

Барыню на селе не любили. И за землю брала втридорога - сдавала в аренду за копну из трёх снятых. И к барскому лугу не подпускала. А с лесом! Да пропади ты пропадом, этот лес: дерево не руби, валежник не выноси, грибы, ягоды не собирай.

– Моё!
– чуть что кричала Ширяева.
– Что хочу, то и делаю!

О разделе помещичьей земли в Голодай-селе заговорили сразу же после Февральской революции. Шумели много. Дыбов предлагал идти и немедля землю брать силой. Прасковья Лапина, так та за то, чтобы и вовсе прогнать Ширяеву. Дед Качкин заговорил о возможном выкупе. Однако многие колебались. А тут из уезда прибыл представитель. Собрали мужиков к собакинскому дому, и приехавший выступил с речью. Говорил долго: и о русском мужике - вековом кормильце, и о славном народе-богатыре, и о власти народной.

Развесили мужики уши, стоя слушают. Хорошие, сладкие речи. Кончил представитель выступать, а о земле ни слова.

– А как же по вопросу земли?
– сунулся дед Качкин.

– С землёй?
– Представитель задумался. И снова принялся говорить, опять долго и очень красиво. Произносил слова диковинные и непонятные. Запутал мужиков вконец, и те поняли только одно: землю самим не трогать ждать Учредительного собрания.

Что такое Учредительное собрание, когда соберётся и зачем его ждать, приехавший не объяснил.