Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
Глава десятая
ЗНАКОМСТВА
Они встретились в кино, у билетной кассы.
Саша нагнулся к окошечку и не обратил внимания, кто там подошел и стал сзади; а когда отвернулся от окошечка, то увидел Сережу. Они переглянулись быстро и заинтересованно, как тогда в милиции.
Саша прошел в фойе. Он обошел витрины с фотографиями, и следом за ним, на расстоянии, хромал от витрины к витрине Сережа. Сережа купил мороженое. Саша тоже купил. Сесть было некуда, все диваны и стулья заняты. Посетители в ожидании сеанса гуляли
Но в зале они очутились рядом, и тут уж одно из двух — либо знакомиться, либо показать, что мы не имеем отношения друг к другу, у тебя билет за три пятьдесят и у меня за три пятьдесят, вот и вся база для знакомства, мало ли с кем приходится сидеть в кино… Сережа покрутился на стуле и сказал:
— Мы, кажется, встречались.
— Было дело, — снисходительно подтвердил Саша. Они замолчали. Еще горел свет; кругом, рассаживаясь, шумела публика.
— Фу, жара, — сказал Сережа.
— Что? — спросил Саша, не расслышав.
— Я говорю: жарко очень.
— Лето, что сделаешь.
Свет погас, на экране замигали скучные улицы итальянского города, города похитителей велосипедов.
Свет зажегся и осветил суровые и расстроенные лица мальчиков.
Они поднялись, пряча друг от друга глаза, и вышли молча, плечом к плечу в толпе, выносившей их из зала.
После освещенных электричеством душных переходов предвечерняя улица показалась прохладной. Приветливо гудели, пролетая, автомобили. Небо было родное и нежное.
Охваченные единым чувством, они медленно пошли рядом, не разговаривая, остро ощущая, что чувство их едино, и дорожа этим скорбным и светлым, одновременно, чувством.
— А ведь правда, — сказал Сережа дрогнувшим голосом, — когда видишь ту жизнь, то правда же, только тогда как следует понимаешь, что такое наша жизнь, вы согласны?
— Угу, — ответил Саша.
— Когда у них будет как у нас, — сказал Сережа через квартал, — он, может быть, уже будет взрослым. — Сережа имел в виду мальчика, героя фильма. — Может быть, политическим деятелем будет, вот он вспомнит…
— Страшная вещь — быть без работы, — сказал Саша. Он понимал это, хотя ему не довелось ни лично испытать, ни видеть безработицу.
Они проходили мимо пивного ларька.
— Пиво пьешь? — спросил Саша.
Сережа за свою жизнь раза два пробовал пиво, оно ему не нравилось, и уж во всяком случае ему не приходилось пить на улице; но он ответил небрежно:
— Да, с удовольствием.
«Я ему вы, а он мне ты, — подумал он. — Вот он увидит, я тоже пью пиво, и мне нипочем».
Продавщица налила им две маленькие кружки — Сережа обрадовался, что не большие; они выпили и побрели дальше.
— Ты еще в школе или окончил? — спросил Сережа.
Саша ответил, и Сережа проникся уважением к нему.
— Здорово! — сказал он. — И сколько человек у вас, у тебя в бригаде?
Ему захотелось посмотреть, как складывают дома из блоков, захотелось повести Сашу к себе и сразиться
От шахмат Саша отказался.
— С категорниками не сажусь, — сказал он. — Категорники меня бьют. Я ведь шахматами занимаюсь не специально.
Но выяснилось, что у Сережи есть приемник «Нева», и Саша согласился зайти.
— Тогда нам обратно, — взволновался Сережа. — Мы идем совсем в другую сторону.
Они повернули и пошли обратно.
— Я хочу задать один вопрос, — сказал Сережа. — Если нельзя, можешь не отвечать. Что же оказалось тогда в милиции — личное дело или не личное?
— Давай так, — сказал Саша, подумав. — Я отвечу в двух словах. Не личное. Без подробностей, ясно?
— Понимаю, — значительно ответил Сережа. И хотя он не понимал ровно ничего, но его фантазия мгновенно сработала десяток романтических историй, и ему страшно захотелось узнать хоть немного подробностей.
— Я, — сказал Саша, — не задаю тебе вопросов.
— Я тоже мог бы ответить только в двух словах, — сказал Сережа. — Не больше.
— Ну и все, — сказал Саша.
Они подошли к серому дому старой постройки и поднялись на третий этаж. Сережа отворил дверь своим ключом, и они вошли в большую переднюю с большим красивым окном, фрамуга которого была сложена из разноцветных стекол. В передней было уже не очень светло — день кончался — и все было сдвинуто с места: и зеркало со столиком, и стоячая вешалка, и стулья с резными высокими спинками, — а посредине в сумерках танцевал полотер. Долговязый и худой, он танцевал неустанно и однообразно, его длинные ноги ритмично сгибались в коленях. При входе мальчиков он не прекратил танца, только сказал неодобрительно: «Ходи стороной» — и, танцуя, ушел за зеркало.
— Сюда! — сказал Сережа и повел Сашу по коридору. Навстречу показалась женщина в переднике.
— Я пришел! — на ходу сказал ей Сережа. — Дайте нам чаю, пожалуйста!
Коридор был устлан ковровой дорожкой. В комнатах мебель стояла в чехлах; скатанные ковры лежали у стен, как серые трубы, и вместо них по натертому паркету тоже расстелена дорожка. Видно, здесь любили чистоту и берегли ее.
— А где приемник? — спросил Саша.
— В моей комнате, — быстро ответил Сережа, который боялся, что Саше станет скучно и он уйдет. — Пошли.
Саша не собирался уходить. Ему нравился этот живой парнишка с резким блеском в черных глазах. Он развитой, и с ним интересно. У него вторая категория по шахматам, — для Саши это значило почти то же, что звание гроссмейстера. И было еще в парнишке что-то притягательное — нежное и беззащитное, при всей его видимой независимости.
В его комнате был страшный беспорядок. Везде разбросаны книги, в шкафу они стоят вразвалку или свалены кипами. На полу валяются гантели. Посреди комнаты некрасивый кухонный стол, и на нем ящики с мелкой травкой — не разберешь, с какой. Приемник, роскошный приемник «Нева», о котором мечтал Саша, был еле виден за грудами книг.