Собрание сочинений (Том 3)
Шрифт:
— Не узнают, — сказала девочка.
Она сидела в своем общежитии: двухэтажный опрятный дом на краю парка, дальше за ним хозяйственные постройки — кладовые, прачечная, гараж.
Жила она по-прежнему в комнате с Таней. У Тани над энергичным, подковкой, с опущенными углами ртом росли суровые темные усики. Росту маленького была, а плечи могучие. Глядела Таня хмуро, зря болтать не любила, в свободное время вышивала на пяльцах.
Вот и сейчас сидела она напротив девочки и
— Будем жить в своем домике. И рядом лес. И речка. И море. Такое теплое, как тут. И все будет у нас как нельзя наилучшее.
— Пустяки говоришь, — отвечала Таня недовольным баском. — Где ты видела, чтоб и море, и лес, и речка, скажи, пожалуйста? Еще и домик! Домик-то откуда возьмешь?
— А мы тот дом, что тетя строит, обменяем на эти места. И заживем с моим мужем тут, — поддразнивала девочка.
— Откуда это у тебя уже и муж появился? — удивлялась Таня, а девочка говорила:
— Не может же такого быть, чтоб мужа не было. Будет и муж в свою очередь…
Зимой по вечерам девушки в общежитии собирались вместе и пели песни под Таниным руководством, хорошо пели, красиво.
У толстушки Тани лицо становилось вдохновенным, она поднимала глаза к потолку и пела, словно молилась:
Подмоско-овные вечера…Приходила к девушкам диетсестра в неизменном белом халате, говорила удовлетворенно:
— Вот какая у нас самодеятельность — на фестиваль послать не стыдно.
— А что, — говорила Таня, — вот если б у Кати пьяно получилось, какое требуется, то можно бы и на фестиваль.
И девочка пела с ними, но пела без удовольствия, и не интересно было ей, получится или не получится пиано у Кати. Поет веселое, а глаза безрадостные. Поет и вдруг смолкнет, задумавшись о своем.
Очнется и оглядится подозрительно: не заметил ли кто ее задумчивости.
Всех людей вокруг она подозревала, все ей казались соглядатаями, недоброжелателями.
— Ты чего, голова болит? — спросит Таня. Девочка вспыхнет, как спичка:
— Ничего у меня не болит! Почему это она заболит!
Диетсестра еще разок заглянула в комнату, чтобы послушать пение, девочка смотрит на нее с ненавистью.
— Так и ходит, так и смотрит! — ожесточенно рассказывает она потом почтарке Наде. — Так за каждым моим шагом и следит!
Хотя диетсестра на нее обращает внимания не больше, чем на других.
Пришел апрель. Тюльпаны цвели в горах и в парке, под окнами общежития. Окна уже открывали настежь.
Девочка собиралась в отпуск.
— Общественный чемодан у Кати, — сказала Таня. — Она последняя брала.
Катя принесла чемодан. Девочка укладывала в него свои вещи — лифчики, платьица, поставив чемодан на стол, повыше.
— На стул поставь, — сказала
— Тебе нехорошо, а мне хорошо, — резко сказала девочка, и Таня удивилась — чего это она так?..
По аллее подъехало такси, из него вышли отдыхающие, их встречал затейник-эвакуатор.
— Добро пожаловать, — говорил он. — Откуда? Из Магнитогорска? Как там у вас в Магнитогорске?
— Здравствуйте, здравствуйте, старая знакомая! — обрадовался он женщине, которая в прошлом сезоне щеголяла на пляже в китайском халате. Опять, значит, к нам?
— Как видите, — сказала женщина. — Я очень люблю юг весной, весной он особенно романтичный.
Шофер такси стоял на аллее и смотрел, как выгружаются его пассажиры, когда появилась девочка с общественным чемоданом в руке.
Шофер посмотрел на девочку и спросил:
— В город?
— Да, — сказала девочка.
Он посмотрел на нее еще раз, внимательно, взял у нее чемодан, положил в багажник и сказал:
— Садись, поехали.
— Хорошо, — сказала девочка. — Только как же…
— Все понимаю и вижу, — сказал шофер. — Не беспокойся, так свезу, за улыбку.
— Законы нарушаешь? — спросил затейник. — Газеты не читаешь?
— Нарушаю, точно, — сказал шофер. — А газеты читаю.
Девочка попрощалась со всеми и с диетсестрой, которая тоже вышла на аллею.
— Смотри, возвращайся вовремя, — сказала диетсестра. — Сама знаешь, сколько теперь работы, теперь поедут!
И она неодобрительно посмотрела на приехавшую женщину, которая легко и беззаботно удалялась по аллее.
Машина тронулась.
Отцвели тюльпаны.
— Изволь радоваться, третью неделю без смены работаю, — сказала Таня.
Катя посмотрела на вторую постель в Таниной комнате и сказала:
— Что ж это она?
— Еще в субботу ждали, — сказала Таня сердито. — В субботу ей срок был.
— Может, заболела? — спросила Катя.
— Так напиши! — сказала Таня. — Разве ж так делают? Напиши, если ты заболела!
… - Ни дисциплины, ни совести нет у людей, — сказала диетсестра. Под Первое мая и такое себе позволять. Телеграмму пошлем, давайте адрес.
— А у кого адрес? — спросила Таня. — У тебя есть адрес? — спросила она Катю.
— Нет, — ответила Катя. — Мне она не оставляла.
— И мне не оставляла, — сказала Таня.
— Как же так, — сказала диетсестра, — а в конторе сказала, что ее адрес у вас есть, там тоже не записали… Обманула, выходит?
— Ну почему обманула, — сказала Катя. — Хотела нам оставить, наверно, да забыла.
— Дом достраивают, — решила Таня, — не пускает ее тетка. Только так, больше ничего не может быть.
А девочка была в сотне километров от санатория в областном центре, в родильном доме.