Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона.
Шрифт:
Неважно, что и то и другое было подделано самим Скэрти, – сэру Мармадьюку не могло прийти в голову усомниться в подлинности приказа и не было возможности проверить его достоверность.
Вернувшись домой после объяснения с Марион, Скэрти потратил полчаса на изготовление этого фальшивого документа, решив пустить его в ход, если сэр Мармадьюк не пожелает пойти ему навстречу.
– Прошу прощения, сэр Мармадьюк Уэд! – сказал он с церемонным поклоном. Простите, что я помешал вам в такой неурочный час, но у меня к вам важное дело. Надеюсь, вы извините меня за нарушение
– Я не сомневаюсь, что капитан Скэрти выполняет свой служебный долг, это служит ему достаточным извинением.
– Должен вам признаться, сэр Мармадьюк, что меня привели к вам два дела: первое – я должен с прискорбием сказать, – тягостный долг, второе относится к области чувств, и если бы я мог льстить себя надеждой, что вы отнесетесь к нему благосклонно, я мог бы сказать, что оно столь же отрадно для меня, сколь печален мой долг.
– Вы говорите загадками, сэр! Я не понимаю вас. Не могли ли бы вы сказать просто и ясно, какие у вас ко мне дела? Вы говорите, что одно из них для вас тягостно, а другое, при известных условиях, может оказаться приятным. Выбирайте сами, с чего вы хотите начать.
– Вы упрекаете меня в том, что я говорю обиняками, – ответил Скэрти. – Я принимаю ваш упрек, сэр Мармадьюк, и буду говорить с вами прямо. Начну с самого важного для меня: я люблю вашу дочь и хочу, чтобы она стала моей женой.
– Ценю вашу откровенность, капитан Скэрти, но позвольте мне заметить вам, что признание, которым вы меня добровольно почтили, относится более к моей дочери, нежели ко мне. Вам никто не мешает поговорить об этом с ней самой, а она ответит вам так, как подскажут ей ее чувства.
– Я уже говорил с нею. Я сделал ей предложение.
– И что же она ответила?
– Отказала.
– Зачем же вы после этого приходите ко мне, капитан Скэрти?
– Неужели это требует объяснений, сэр Мармадьюк? Я люблю вашу дочь, люблю ее всем сердцем, всей душой! Я хотел бы жениться на ней... сделать ее счастливой... предоставить ей со временем блестящее положение, титул! Я знаю, что сейчас обстоятельства сложились далеко не в мою пользу. Но если бы вы мне помогли, сэр Мармадьюк, если бы воспользовались родительской властью...
– Не продолжайте, сэр, – спокойно прервал его сэр Мармадьюк. – Какой бы ответ вам ни дала моя дочь, это и мой ответ. Вы говорите о родительской власти. В таких делах у меня нет никакой власти. Отец не имеет права подавлять сердечные склонности своих детей или препятствовать им. Я никогда не присваивал себе такой власти и не позволю себе прибегнуть к ней и теперь – ни в вашу пользу, ни против вас. Если вы завоевали сердце Марион Уэд, владейте им так же, как и ее рукой! Если нет, – напрасно вы обращаетесь ко мне, я ничем не могу вам помочь. Моя дочь свободна выбрать человека, который ей по сердцу, и отвергнуть того, кто ей не нравится. Итак, сэр, – решительно заключил он, – это дело мы с вами покончили, и, надеюсь, к вашему удовлетворению.
– Хорошо! – воскликнул Скэрти, и в голосе его послышалось возмущение и обида. «Ничего другого я и не ожидал, – подумал он. – Нечего больше и разговаривать...
– Разрешите узнать, в чем заключается второе дело, которое привело вас ко мне?
– спросил сэр Мармадьюк, желая поскорее кончить этот неприятный разговор. – Вы, кажется, сказали, что оно тягостно для вас?
– Да, в самом деле! – ответил Скэрти притворно сочувственным тоном. – Вы, может быть, не поверите мне, но, клянусь честью офицера, чей долг повиноваться королю, мне никогда не приходилось брать на себя более неприятной обязанности, чем та, которая на меня возложена теперь!
– Я думаю, что я смогу лучше судить об этом, когда вы соизволите сказать мне, в чем она заключается, сэр. Быть может, я смогу чем-нибудь помочь вам?
– О, сэр Мармадьюк, я сам желал бы иметь возможность помочь вам!
– Вот как!
– Увы, всего какой-нибудь месяц назад я мог бы с полным равнодушием выполнить то, что мне предписывает долг! Я вас не знал, я не знал вашей дочери... О, лучше бы мне никогда не знать ни вас, ни...
– Сударь, – сухо прервал его сэр Мармадьюк, – прошу вас, перейдите к делу. Какую неприятность вы медлите сообщить мне? Я изумлен, я теряюсь в догадках...
– Простите, благородный сэр, я не решаюсь произнести... Вот приказ, полученный мною, ясный н безоговорочный. Прочтите сами!
И Скэрти дрожащей рукой протянул сэру Мармадьюку приказ, который гласил следующее:
«Капитану Ричарду Скэрти, командиру королевских кирасиров.
Бэлстрод Парк.
До сведения его королевского величества дошло, что сэр Мармадьюк Уэд, благородный рыцарь, изменил своему королю и предательски злоумышляет против власти и правительства его величества. А посему приказываем капитану Скэрти арестовать сэра Мармадьюка и препроводить в Тауэр, дабы содержать его в заключении до суда «Звездной палаты» или какого-либо иного суда, коему надлежит расследовать подобные преступления.
Сим предлагается капитану Скэрти действовать незамедлительно и приступить к исполнению приказа его величества тотчас же по получении сего.
Дано во дворце Уайтхолл.
Carolus Rex».
– Итак, я ваш узник, – сказал сэр Мармадьюк, складывая бумагу и возвращая ее капитану.
– Не мой, сэр Мармадьюк! Помилуйте, не мой, а короля!
– Куда же меня повезут?.. Ах, я забыл! Мне не полагается задавать вопросы...
– Место назначения указано в приказе.
– И время также!
– Сожалею, но это так, – сказал Скэрти, делая вид, что его тяготит выполнение этой обязанности. – Вы читали приказ и понимаете, что я должен повиноваться беспрекословно.
– Я полагаю, мне разрешат проститься с семьей?
– Мне крайне прискорбно, сэр Мармадьюк, но полученные мной предписания чрезвычайно строги.
– Неужели мне не дадут проститься с детьми? Ведь мне, быть может, уже не придется увидеться с ними!