Собрание сочинений Том 8

Лесков Николай Семенович

Мне это кажется не совсем верным, — по крайней мере в отношении разнообразия, и я думаю, что могу представить на то историческое доказательство.

Чтобы делать сравнительные выводы, надо иметь надлежащий материал для сравнения, но граф Л. Толстой нимало этим не озабочен. У него есть свои цели, которым и отвечает его выбор. А в легендах византийских есть и иного рода сюжеты, и один из таких я попробую предложить здесь вниманию читателей.

Я нимало не коснусь пьесы Лей-Гента в критическом отношении, а позволю себе остановиться только на ее «благородном сюжете», который и передам для того, чтобы сравнить его с другим сюжетом легенды византийской, которая, по моему мнению, гораздо более интересна и еще более нежна, проста и благородна.

«Флорентийская легенда» представляет историю любви двух молодых людей, Джиневры и Антонио, из которых первая находится замужем за ревнивым и суровым стариком. Джиневра из тех женщин, которые своим мужьям не изменяют. Она не любит своего мужа и очень любит Антонио, но не хочет принять и прочитать даже таких его почтительных писем, где нет даже и отдаленного намека на

подговор к измене. Джиневра дала обет сберечь себя от всякого пятна, и она соблюдает это обещание. Антонио так же благороден, как и Джиневра: он ничего от нее не требует, кроме того, чтобы она берегла свое здоровье. Здоровье Джиневры потрясено от жестокостей ее мужа, к которому Антонио безуспешно подсылает своих друзей, а потом является сам просить, чтобы на здоровье Джиневры было обращено более внимания. Муж приходит в раздражение на посторонних ходатаев, играющих, по правде сказать, довольно невероподобные роли, а кроткая и верная Джиневра между тем умирает. На сцене представляются похороны Джиневры. Ее вносят в могильный склеп, но она там оживаети, по нерушимой своей верности к мужу, опять идет одна ночью к этому мучителю. Тот пугается ее появления и не отпирает ей дверей. Тогда ожившая покойница идет к своим родителям, но те тоже считают ее за привидение и не впускают к себе в дом. Положение Джиневры отчаянное — она слаба, едва движет ноги и одета в погребальное платье, а по городу ходят толпы пьяных ночных гуляк, которые легко склонны оскорбить женщину самым нецеремонным образом… Что остается делать Джиневре? Она в этом ужасном положении вспоминает об Антонио и идет к нему, чтобы вверить себя его защите, полагаясь во всем остальном на его благородство. Антонио узнает Джиневру, принимает ее и обещает ей полную неприкосновенность. Все это он и исполняет. Джиневра хочет остаться у него, чтобы поправиться в силах и идти в монастырь. Антонио ничего против этого не возражает, но муж Джиневры узнал, что жена его ожила, ушла из гроба и живет у Антонио. Муж приходит к Антонио и требует к себе воскресшую покойницу. Антонио так благороден, что сам содействует возвращению Джиневры к ее мучителю, который берет ее за руку и тут же начинает оскорблять ее. Возмутительное поведение мужа выводит из терпения одного из случившихся здесь друзей Антонио, и тот убивает мужа, а Джиневру, впавшую в обморок во время поединка, приводят в чувство.

Такова «Флорентийская легенда», сюжет которой нравится своим благородством и нежностью, каких будто бы нет в легендах византийского происхождения.

Скажем по этому поводу только несколько слов. Охранить женщину, которая вверила человеку свою женскую добродетель, положившись на его известную ей честность, — без сомнения, есть дело благородное, но это есть, так сказать, своего рода нормальная линия благородства. Малейшее понижение от нее будет уже неблагородство, оскорбляющее самое примитивное понятие о честности. При таком доверии, какое обнаружила восставшая из гроба Джиневра, и вдобавок еще при ее страдальческом бессилии, даже человек и невысокого благородства едва ли бы решился посягнуть на ее целомудрие. А потому в этом смысле сюжет флорентийской легенды мне не представляется ни особенно благородным, ни возвышенным. Если бы Антонио поступил иначе — он прямо был бы негодяй. Старинный легендарный жанр повествований имеет в этом роде сказания несравненно более реальные, простые и сильные, и в таком именно роде есть одно сказание византийское. Оно изложено в своем месте сухим и скучным образом, а я позволю себе попытаться пересказать его здесь по возможности простым русским языком, в том виде, в каком эта византийская легенда представляется при вникновении в ее сущность.

Теперь, пока этот литературный жанр в моде и пока он еще не надоел публике, надо этим пользоваться и показать, что он интересен не с одной только той стороны, которая с беспримерным художественным мастерством эксплуатируется графом Львом Николаевичем Толстым. За сим начинаем»

(ИРЛИ, ф. 220, № 1, Арх. Н. С. Лескова, Собрание П. Я. Дашкова).

Полемическая задача, поставленная здесь Лесковым, — показать превосходство некоторых византийских легенд над легендами западного образца, — настойчиво реализуется в произведении. В этом нетрудно убедиться, сравнивая «Скомороха Памфалона» с «Флорентинской легендой». «Нормальной линии благородства» Антонио из «Флорентийской легенды» Лесков противопоставляет высшую степень благородства, проявляемого скромным и незаметным Памфалоном и художником Магистрианом. Чтобы спасти женщину от позора, Памфалон и Магистриан не останавливаются ни перед чем: первый жертвует своим последним достоянием, а когда этого оказывается недостаточно, готов вынести любые оскорбления и унижения, лишь бы достичь цели; второй с тою же целью не задумываясь продает себя в рабство. В противоположность пассивно-добродетельной, а в сущности холодной и «невероподобной» Джиневре, Лесков реалистически рисует обаятельный и живой образ Магны, обладающей добродетелью подлинной, добытой и выстраданной в испытаниях жизни. Ради детей Магна готова поступиться самым дорогим для себя — своей женской честью. Только недостойному мужу из «Флорентийской легенды» в «Скоморохе Памфалоне» соответствует в равной степени непривлекательная фигура — муж Магны, «византиец Руфин».

Лесков нигде не указывает на причины непоявления предисловия в печати, но они ясны и так. По всей вероятности, Лескову неудобно было печатать предисловие, из которого читатель мог сделать заключение о том, что его автор отваживается на соревнование не только с Лей-Гентом, но и с Л. Н. Толстым; больше того, некоторые выражения из предисловия могли натолкнуть на мысль, что это соревнование Лесков считает уже выигранным для себя. Другая причина более серьезна. Работая над «Скоморохом Памфалоном», Лесков слишком увлекся полемикой, соревнованием и собственной фантазией, и это

привело к несколько неожиданным результатам. Получился не пересказ, а слишком вольная обработка, вступившая в противоречие с источником, легшим в основу произведения, и с некоторыми положениями предисловия. Лесков решил опустить предисловие, так как почувствовал это очень скоро. Впрочем, уже и в самом предисловии это чувствуется: «сказание византийское… изложено в своем месте сухим и скучным образом…позволю себе попытаться пересказать его… по возможности… в том виде…в каком эта византийская легенда представляется при вникновении в ее сущность(курсив мой. — А. Б.). Впоследствии это противоречие просто-напросто констатируется. В письме к С. Н. Шубинскому от 19 сентября 1887 года Лесков пишет о «Скоморохе Памфалоне»: «Вы первый и долгое время Вы единственный ценили этот рассказ, стоивший мне особого труда по подделке языка и по изучению быта того мира… о котором иосифовский «Пролог» в житии св. Феодула давал только слабый и самый короткий намек» («Ежемесячные литературные приложения к журналу «Нива», 1897, сентябрь — декабрь, стр. 317–318). Это хорошо осознанное противоречие заставляет Лескова скрывать источник «Скомороха Памфалона» от широкого читателя. В письме к С. Н. Шубинскому от 20 мая 1886 года Лесков сообщал: «Повесть из Прологов кончил и ею доволен. Источника фабулы неуказываю. Повесть вышла в роде Толстого (Льва), но более в роде Флобера «Искушение св. Антония…» Перечитал и изучил для нее немало и воспроизвел картину столкновения благородного сердца с фетишизмом и ханжеством. Душа моя и вкус этим утешены… Откуда взято — не узнают, пока сами не укажем» (ГПБ, Архив С. Н. Шубинского, оп. 1, № 34, л. 124).

Между тем сведущий читатель устанавливал скрываемое Лесковым противоречие и без этих указаний. Л. Н. Толстой, например, считал, что «у Лескова нет чувства меры… Лесков берет «Пролога», заимствует из них, но искажает их» (Д. M. Маковицкий, Яснополянские записки, выпуск второй, 1923, стр. 58). Важно отметить также, что свободное обращение Лескова с источниками своих легенд и сказаний вызывало подчас яростное сопротивление реакционеров. Г. Георгиевский в статье «Апокрифическое сказание или литературная фальсификация» обвинял Лескова в том, что в его произведении «Невинный Пруденций» проводится тенденциозная мысль об отрицании брака, которой нет в источнике («Слово от Патерика»), но которая есть в «Крейцеровой сонате» Л. Н. Толстого. Георгиевский пришел к выводу, что под пером Лескова «Слово от Патерика» «из благочестивого и строго церковного «слова» превратилось в тенденциозный набор пустых фраз грубого материализма» («Русское обозрение», 1892, сентябрь, стр. 957). Столь же резким нападкам Георгиевского подверглась «Повесть о богоугодном древоколе», а в сущности и все другие «переделки», которые Лесков, по определению Георгиевского, выдавал «за подлинные сказания Пролога» (там же).

«Дурная слава» Лескова как критика церкви и сатирика высшего духовенства, видимо, отразилась и на «Скоморохе Памфалоне», которого писатель создавал, как и многие другие свои произведения, с оглядкой на. цензуру. В одном из писем Лескова к С. Н. Шубинскому есть такие строки: «Я Вам писал, что повесть вполне цензурна, а Вы мне отвечаете: я не верю…» Разве Вы думаете, я мало горд для того, чтобы не давать поводов говорить обо мне с Феоктистовым?.. в повести о скоморохе нет ничего религиозного,— до того, что даже не упоминается ни про евангелие, ни про церковь, ни про попа, ни про дьякона, ни про звонаря. Словом — нет ничего относящегося к церкви…» (ГПБ, Арх. С. Н. Шубинского, оп. 1, № 34, л. 125.) Еще более знаменательны горькие строки из письма Лескова к А. С. Суворину (от 11 марта 1887 года): «Хотел бы знать Ваше мнение: неужели «Скоморох» совсем плох? Я по трусости его сильно испортил» (ИРЛИ, ф. 268, № 131, л. 95).

Примечательна автохарактеристика языка и стиля «Скомороха Памфалона». С этой точки зрения «Скоморох Памфалон» не понравился А. С. Суворину. Полемизируя с ним по этому поводу, Лесков писал (14 марта 1887 года): «Пересмотрел своего Пантолона (sic!) и сравнил с соответствующими ему сценами из древнего мира. Все так писано — не нынешним живым языком. Не говорю о достоинстве языка, но собственно о строеречи. Так же он подстариненв «Видении св. Антония», и в «Агриппие», и в Вашей «Медее». Просто Вам это не нравится, а другой язык (вроде «Кавказ<ского> пленника» Толстого) был бы неуместен. «Зализанность», то есть большая явно излишняя тщательность в выделке есть, но ее, думается, можно снесть, т<ак> к<ак> это нынче встречается очень редко» (ИРЛИ, ф. 268, № 131, л. 101).

С суждениями, подобными суворинскому, Лесков не мог согласиться; он считал, что «Скомороха Памфалона», так же как и позднее написанную повесть «Гора» (см. ниже комментарий к этой повести), выгодно отличает особая «музыкальность» языка. В «Скоморохе Памфалоне», утверждал Лесков, «можно скандировать и читать с каденцией целые страницы» («Ежемесячные литературные приложения к журналу «Нива» на 1897 год», сентябрь — декабрь, стр. 320).

Инженеры-бессребреники

Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том второй, СПб., 1889, стр. 181–250.

Впервые опубликовано в журнале «Русская мысль», 1887, ноябрь, с предисловием. Заглавие было проставлено после предисловия; рассказ имел подзаголовок: «Из историй о трех праведниках». В 1888 и 1889 годах «Инженеры-бессребреники» дважды переиздавались отдельно Сувориным («Дешевая библиотека»), но уже без предисловия; в Собрании сочинений вместе с предисловием был опущен и подзаголовок.

Опущенное Лесковым предисловие дает важные сведения для понимания истории создания «Инженеров-бессребреников». В нем раскрыты и охарактеризованы не только источники, легшие в основу замысла, но и авторский метод его реализации. Вот это предисловие: