Собрание сочинений Том 8
Шрифт:
БЫТОВЫЕ АПОКРИФЫ
(По устным преданиям об отцах и братиях)
Беста им рвение во всяку прю, и клеветы, и зависти, и мечты, и шепты.
(Рукоп. Рум. муз. 327).
В течение многих лет занятия литературою я собрал изрядное число записей о разных историях и о разных лицах прошлой, не весьма от нас отдаленной поры тридцатых и сороковых годов истекающего столетия. Нечто из моего собрания я напечатал в «Новом времени» в виде извлечений из записок синодального секретаря Исмайлова. [61] Рассказы эти показались читателям занимательными, и ни одно из переданных мною событий никем не опровергнуто. Другие отрывки я брал для «Исторического вестника», [62] и эти отрывки тоже находили себе внимание у читателей и тоже категорических опровержений не вызывали. Но я сам, однако, знаю, что в числе историй, приобретенных мною в рукописях или лично мною записанных с устных рассказов престарелых людей, есть такие, которые не представляют собою настоящей исторической благонадежности, а некоторые даже прямо противоречат тому, что известно из других источников. Поэтому я не выдаю предлагаемые рассказы
61
Лесков имеет в виду «Картины прошлого. Брачные истории тридцатых годов. По запискам синодального секретаря», напечатанные в газете «Новое время», 1883, №№ 2461, 2469, 2475 и 2483.
62
См., например, «Кадетский монастырь» («Исторический вестник». 1880, январь) и «Синодальные персоны. Период борьбы за преобладание» («Исторический вестник», 1882, ноябрь). — А. Б.
Для начала я беру события, где отступления от исторической истины наиболее резки и даже непонятны, так как тут дело идет о лице, жизнь которого можно было проверить даже по формулярному его списку. [63] Но пусть это и покажет, как часто люди тогдашнего времени не искали точности, а сами компоновали истории и изъясняли душевные состояния и нравственные причины, руководившие людьми к поступкам необыкновенного характера.
В том, что они сочинялио людях под влиянием своих склонностей и представлений, можно почерпнуть довольно верное понятие о вкусе и направлении мысли самих сочинителей, а это, без сомнения, характеризует дух времени».
63
См. подстрочные примечания Лескова к «Инженерам-бессребреникам».
Из приведенного предисловия видно, что Лесков не стремился к протокольно-правдивому, скрупулезно-точному изображению интересующих его лиц и событий. «Дух времени» для него был несравненно важнее документальной передачи того или иного конкретного факта; в центре его внимания — типические черты эпохи в целом, обусловливающие настроения и поведение его «праведников». Так же, как и в «Человеке на часах», в «Инженерах-бессребрениках» Лесков повествует о событиях неторопливо, спокойно, внешне непритязательно, но на этом «спокойном» фоне вырисовывается картина николаевского царствования, подавлявшего и калечившего в человеке благородные мысли и чувства.
Лесков стремился как можно быстрее переиздать «Инженеров-бессребреников» в «Дешевой библиотеке» Суворина. Судя по письму его к А. С. Суворину от 31 октября 1888 года, эта спешка вызвана была, по всей вероятности, какими-то разоблачениями деятельности современной «инженерии», ставшими достоянием периодической печати и воспринимавшимися Лесковым как лишнее подтверждение типичности его зарисовок. В упомянутом письме к Суворину Лесков писал: «Не признали ли бы Вы полезным и выгодным при нынешних обстоятельствах быстро напечатать и издать в «Дешевой библиотеке» или иначе мой рассказ «Инженеры-бессребреники»(из «Русской мысли») — который имел счастие Вам и другим очень нравиться? По-моему, это теперь было бы чрезвычайно своевременно. Жаль, что о нем-то теперьникто и не вспоминает… А он рисует нравы живо и показывает, с коих пор это пошло «в инженерии». На всякий случай прилагаю Вам оттиск, кот<орый> можно послать в цензуру» (ИРЛИ, ф. 268, № 131, л. 138). Оттиск попал в духовную цензуру (см. письмо Лескова к В. А. Гольцеву от 20 ноября 1888 года — «Голос минувшего», 1916, № 7–8, стр. 401) и вернулся оттуда не без замечаний, о чем можно догадываться, сопоставляя тексты суворинских изданий с последним прижизненным изданием. В суворинских изданиях совсем нет двух абзацев из главы тринадцатой, в которых зло высмеивается циническое политиканство высшего духовенства (см. абзац «Викарий его за это отечески пощунял…» и следующий абзац). Многозначительные слова: «потому что и сам…» (в абзаце «Викарий известил Фермора…», см. главу четырнадцатую) в суворинских изданиях также отсутствуют, а следующее за этим заключение викария о поведении Фермора звучит не так откровенно и внушительно, как в последнем прижизненном издании (в последнем прижизненном издании: «этак дела идти в государстве не могут»; в суворинских изданиях: «подпоручик осуждает действия старшего генерала»). В конце главы восьмой есть фраза, вносящая особый оттенок в характеристику религиозности Фермора; там говорится, что «Фермор был человек с гражданскими добродетелями, и для него не годились ни аскетизм, ни витание в поэзии красоты и любовных восторгов». Этой фразы нет в суворинских изданиях. Нет в суворинских изданиях и намека на «странную роль», которую сыграл Антоний Рафальский при приеме почаевской лавры от униатских монахов (см. гл. тринадцатую, абзац «в числе рекомендаций…»). В суворинских изданиях явно смягчено колоритное сравнение (в главе девятой) инженеров-грабителей с духовным «причтом» (в последнем прижизненном издании: «Причетники получали то, что им давал отец настоятель, и никаких частностей всей этой благостыни могли не знать»; в суворинских изданиях: «Причетники же получали то, что им давал начальник, и никаких частностей всей этой операции могли не знать»).
Цензурное разрешение (дано 1 ноября 1838 года, но стало известно Лескову и его издателю значительно позднее, о чем свидетельствует письмо Лескова к В. А. Гольцеву от 20 ноября 1888 года — см. выше) сопровождалось, очевидно, настолько серьезным «внушением» и оговорками, что заставило задуматься даже Суворина. До крайности раздосадованный, Лесков писал ему 28 ноября 1888 года: «Позвольте мне узнать: что Вы решили сделать с «Инженерами»? Приказали Вы их набирать или нет? Я ничего не знаю, а ходить в люди я теперь не могу
Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том десятый, СПб., 1890, стр. 129–142.
Легенда впервые опубликована в газете «Новое время», 1888, № 4347, 5(17) апреля, с посвящением Я. П. Полонскому и следующим авторским примечанием: «Рассказ об египтянке Азе составляет этюд, приводимый здесь отрывком из систематического обозрения Пролога, которое в полном изложении будет напечатано в ежемесячном журнале». [64] В следующем году «Прекрасная Аза» была издана дважды («Совестный Данила и Прекрасная Аза. Две легенды по старинному Прологу», М., 1889; «Прекрасная Аза. Легенда по старинному Прологу». С рис. И. Репина, М., 1889).
64
«Систематическое обозрение Пролога» напечатано не было. См. ниже.
Первопечатный текст легенды был сопровожден послесловием, в котором автор писал:
«Житийные книги не почитают Азу святою. Повесть ее — просто есть повесть для чтения, или «пролог», или еще, как говорит Феофан Прокопович, быть может и «басня», но в ней, несомненно, есть поэтическая прелесть и литературное значение, которое стоит отметить.
Русскими стихотворцами было сделано несколько попыток опоэтизировать грешницу, которой «простится много за то, что она много возлюбила»(Луки, VII, 47). Сильнее всех к этому стремился Вс. Вл. Крестовский, и он же достиг того, что выразил свою мысль всех ярче и сильнее: ему принадлежит изображение такой грешницы, которая «милостыню грешным телом подала». [65] Дальше этого ни один поэт идти не отважился, но значительно позже Вс. Крестовского один судебный оратор обошелся с евангельским текстом еще смелее. Впрочем, как поэт, так и судебный оратор одинаково смешивали «любовь многу» с частым или «многим» прегрешением. Они так понимали, что грешить со многими — это, собственно, и значит «любить много».
65
Неточная цитата из стихотворения В. В. Крестовского «Гитана». У Крестовского: «подаянье грешным телом подала». Заключительные строки стихотворения Крестовского.
Пусть позор — моя дорога В замогильные края, — Мне за то простится много, Что любила много я.(Соч. В. В. Крестовского, т. 1, изд. 2, СПб., 1866, стр. 42)
Критика не хотела или не умела поправить увлечение музы г. Крестовского, но по поводу адвокатской речи покойный Катков заметил, что оратор, очевидно, имел мысль «приурочить слово Христово к Nana». И взаправду, в их смыслеNana, без сомнения, «много любила», но истинный поэтический дар и светлый рассудок, конечно, не могут принять эту любовьза любовь, ради которой милосердье должно «отпустить грехи многи…» Творческая фантазия и до сих пор остается бессильною, чтобы дать нам изображения такого женского лица, к «многим грехам» которого почтительная рука могла бы позволить себе приблизить евангельский текст, не опасаясь понизить высокий смысл его священного значения.
Аза египтянка из Пролога дает нечто такое. Аза много грешна, но грехи ее вышли от многой любви такого рода, которая много грехов покрывает.
В этом смысле легенда об Азе есть находка.
Я с радостью встретил эту находку и позволю себе посвятить ее поэту, муза которого внимала душевной борьбе «Келиота». [66]
«Прекрасная Аза» — одно из многих произведений Лескова, написанных на сюжеты из «Пролога» — древнерусского житийного сборника XII–XIII веков, составленного по образцу византийских житийных сборников X–XI веков. Этими сюжетами Лесков был увлечен в течение ряда лет. «Пролог, — писал Лесков Суворину 26 декабря 1887 года, — хлам, но в этом хламе есть картины, каких не выдумаешь. Я их покажу все, и другому в Прологе ничего искать не останется… Апокрифы писать лучше, чем пружиться над ледащими вымыслами» (ИРЛИ, ф. 268, № 131, л. 121). В ближайшие два года, предшествовавшие опубликованию «Прекрасной Азы», Лесков работал над «Обозрением Пролога» [67] — своего рода сборником художественных обработок проложных сюжетов. В этом «Обозрении…» были изображены около сорока женских типов, среди которых заметное положение занимала «Прекрасная Аза». «В тридцати семи женских типах, — писал Лесков о своем «Обозрении Пролога», — есть не менее «Азы» интересные, но такой грациозный— один, и я его отделал с особенной любовью…» («Письма русских писателей к А. С. Суворину», Л., 1927, стр. 69). «Обозрением Пролога» Лесков очень дорожил и собирался его напечатать в «Историческом вестнике» С. Н. Шубинского. Но последний на это не согласился, мотивируя свой отказ «безнравственностью» изображений Лескова. К мнению Шубинского присоединились многие современники, и, несмотря на неоднократные разъяснения Лескова, что «Обозрение Пролога» — серьезно и нравственно», что «в «Обозрении» все скромно», что автор «не усиливал, а смягчалвсякое выражение Пролога» (см. «Письма русских писателей к А. С. Суворину», стр. 83), — оно в печати не появилось.
66
«Келиот» — поэма Я. П. Полонского.
67
В одном из неопубликованных писем к Суворину Лесков приводит другой вариант заглавия — «Женские типы по Прологу» (ИРЛИ, ф. 268, № 131, л. 130).
Интересно также отметить, что в связи с «Прекрасной Азой» у Лескова были большие неприятности и с цензурой. 29 ноября 1888 года Лесков писал А. С. Суворину: «Сейчас получил из Воронежа письмо от Черткова, что «Аза» и «Совестный Данила», после пяти запрещений пятью цензорами в пяти городах, вдруг фуксом пропущены в Киеве духовною цензурою!.. Вот и соображайтесь тут с ними!» (ИРЛИ, ф. 268, № 131, л. 145). Другими данными о цензурной истории «Прекрасной Азы» мы не располагаем, а по этому письму трудно составить о ней сколько-нибудь определенное представление. Возможно, что и цензура находила «Прекрасную Азу» безнравственной».