Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 10

Гюго Виктор

– Да, гражданин, - ответил Симурдэн.

– Ну и что тут такого?
– вскричал Дантон.
– Если священник хорош, так уж хорош по-настоящему, не в пример прочим. В годину революции священники, так сказать, переплавляются в граждан, подобно тому, как колокола переплавляют в монету и в пушки. Данжу - священник, Дону,¹⁸⁰

 - священник, Тома Лендэ¹⁸¹

 - эврский епископ. Да вы сами, Робеспьер, сидите в Конвенте рядом с Масье¹⁸²

 епископом

из Бове. Главный викарий Вожуа,¹⁸³

 десятого августа состоял в комитете, руководившем восстанием. Шабо¹⁸⁴

 - монах-капуцин. Не кто иной, как преподобный отец Жерль¹⁸⁵

 приводил к присяге в Зале для игры в мяч;¹⁸⁶

 не кто иной, как аббат Одран,¹⁸⁷

 потребовал, чтобы власть Национального собрания поставили выше власти короля, не кто иной, как аббат Гутт,¹⁸⁸

 настоял в Законодательном собрании, чтобы с кресел Людовика Шестнадцатого сняли балдахин; не кто иной, как аббат Грегуар,¹⁸⁹

 поднял вопрос об упразднении королевской власти.

– При поддержке этого шута горохового Колло д'Эрбуа,¹⁹⁰

 - ядовито заметил Марат, - они трудились сообща: священник опрокинул трон, а лицедей столкнул с него короля.

– Вернемся к вопросу о Вандее, - предложил Робеспьер.

– В чем же дело?
– спросил Симурдэн.
– Что там такое случилось? Что она натворила, эта Вандея?

На этот вопрос ответил Робеспьер:

– Дело вот в чем: отныне в Вандее есть вождь. И она становится грозной силой.

– Что же это за вождь, гражданин Робеспьер?

– Это бывший маркиз де Лантенак, который именует себя принцем бретонским.

Симурдэн сделал невольное движение.

– Я знаю Лантенака, - сказал он.
– Я был священником в его приходе.

Он подумал с минуту и добавил:

– Прежде чем стать служителем Марса, он был поклонником Венеры.

– Как и Бирон, который не уступал Лозену, - бросил Дантон.

Симурдэн раздумчиво произнес:

– Да, этот Лантенак пожил в свое удовольствие. Сейчас он, должно быть, просто страшен.

– Скажите: ужасен, - подхватил Робеспьер.
– Он жжет деревни, приканчивает раненых, убивает пленных, расстреливает женщин.

– Женщин?

– Да, представьте. Вместе со всеми прочими он приказал расстрелять одну женщину - мать троих детей. Что сталось с детьми - неизвестно. Кроме того, он военный. И умеет воевать.

– Умеет, - согласился Симурдэн.
– В ганноверскую кампанию солдаты даже сложили поговорку: «Ришелье предполагает, а Лантенак располагает». Лантенак и был тогда

настоящим командиром. Спросите-ка о нем у вашего коллеги Дюссо.¹⁹¹

Робеспьер, погруженный в свои думы, не ответил, потом снова обратился к Симурдэну:

– Так вот, гражданин Симурдэн, этот человек находится сейчас в Вандее.

– И давно?

– Уже три недели.

– Надо объявить его вне закона.

– Объявлен.

– Надо оценить его голову.

– Оценена.

– Надо пообещать за его поимку много денег.

– Обещано.

– И не в ассигнатах.

– Сделано.

– В золоте.

– Сделано.

– Надо его гильотинировать.

– Гильотинируем!

– А кто же?

– Вы!

– Я?

– Да, вы. Комитет общественного спасения направляет вас туда с самыми широкими полномочиями.

– Согласен, - ответил Симурдэн.

Робеспьер был скор в выборе людей, - еще одно ценное качество для государственного деятеля. Он вытащил из папки, лежавшей на столе, листок чистой бумаги с отпечатанным вверху штампом: «Французская республика, единая и неделимая. Комитет общественного спасения».

Симурдэн продолжал:

– Да, я согласен. Устрашение против устрашения. Лантенак жесток, что ж, и я буду жестоким. Объявим этому человеку войну не на жизнь, а на смерть. Я освобожу от него Республику, если на то будет воля божья.

Он помолчал, затем заговорил снова:

– Я - священник, и я верю в бога.

– Бог нынче устарел, - заявил Дантон.

– Я верю в бога, - невозмутимо повторил Симурдэн.

Робеспьер мрачно и одобрительно кивнул головой.

– А к кому меня решено прикомандировать?

– К командиру экспедиционного отряда, направленного против Лантенака, - ответил Робеспьер.
– Только предупреждаю вас, он аристократ.

– Ну и что такого?
– воскликнул Дантон.
– Подумаешь, беда какая. То, что мы сейчас говорили о священниках, применимо и к аристократам. Когда аристократ хорош, то уж лучше и не надо. Преклонение перед дворянством - предрассудок, так же как предрассудок и уничтожение его, я против и того и другого. Робеспьер, да разве ваш Сен-Жюст не аристократ? Слава богу, Флорель де Сен-Жюст! Анахарсис Клотц - барон. Наш друг Карл Гесс,¹⁹²

 который не пропускает ни одного заседания в клубе Кордельеров, - принц и брат ныне правящего ландграфа Гессен-Ротенбургского. Монто,¹⁹³

 ближайший друг Марата, на самом деле маркиз де Монто. Наконец, в числе присяжных Революционного трибунала имеется священник Вилат¹⁹⁴

 и аристократ Леруа, маркиз де Монфлабер. И оба люди вполне надежные.

– Вы забыли, - добавил Робеспьер, - еще председателя Революционного трибунала.