Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 8
Шрифт:
Жильят горячо принялся за свою невеселую работу.
Погода, казалось, благоволила к нему. По-прежнему было сухо и почти ничто не лапоминало о периоде равноденствия.
Подошел март, но все было спокойно. Дни становились длиннее, синева небес, легкое колебание безграничной водной шири, безмятежность полуденных часов - лее как будто исключало дурной умысел. Море весело играло на солнце. Сначала ласки, потом предательство. Морская бездна не скупится на подобные ласки. Когда имеешь дело с этой женщиной, не доверяй ее улыбке.
Ветер был слабый, тем лучше работало водяное поддувало, слишком сильный ветер служил бы скорее
Жильят привез с собой пилу; он сделал напилок; пилою он пилил дерево, напилком - металл. К ним он добавил две железные руки кузнеца - клещи и щипцы; клещи сжимают, щипцы управляют; одни действуют как руки, другие - как пальцы. Набор инструментов - это организм. Жильят постепенно раздобывал помощников и изготовлял свое вооружение.
Из куска листового железа он сделал колпак над кузнечным горном.
Он разобрал и починил блоки, а это было одно из неотложнейших дел. Он привел в порядок коробки и шкивы сложных люков. Отрубил расщепившиеся концы сломанных брусьев и зачистил их: для плотничьей работы у него был, как мы сказали, целый запас корабельных обломков, подобранных по форме, размерам и качеству: дуб лежал в одном месте, сосна - в другом, изогнутые деревянные части, например, футоксы, отдельно от прямых - например, карленгсов.
– Все - эти подпорки и рычаги могли сослужить ему службу в нужную минуту.
Когда задумываешь делать тали, нужно запастить и балками и блоками, но этого мало: нужна веревка. Жильят починил все кабельтовы и перлини. Он растянул разорванные паруса и умудрился вытащить из них превосходные пеньковые нитки, из которых свил трос; этим тросом он скреплял снасти конец с концом. Но трос быстро перегнивает, поэтому нужно было спешно пускать в дело веревки и канаты. Жильяту удалось изготовить только белый трос, так как смолы у него не было.
Починив канаты, он принялся за починку цепей.
На остром краю валуна-наковальни, который служил коническим носком, он выковывал грубые, но прочные звенья.
Этими звеньями он соединял концы разорванных цепей и удлинял их.
Ковать одному, без помощи, очень неудобно. Однако Жильят справился с этим. Правда, он изготовлял на своей наковальне только легкие предметы: он поворачивал их щипцами, которые держал в одной руке, и бил молотом, который держал в другой.
Он разрезал на куски круглые железные прутья капитанского мостика, потом заострил каждый кусок с одного конца а на другом выковал широкую плоскую шляпку; получились большие гвозди около фута длиной. Такие гвозди, обычно применяемые при постройке мостов, хорошо вбиваются в скалы.
Зачем Жильят взйлся за этот тяжкий труд? Увидим дальше.
Не раз ему приходилось оттачивать лезвие топора и зубья пилы. Для пилы он сделал трехгранный напилок.
Иногда он пользовался шпилем Дюранды. Крюк от цепи сломался. Жильят выковал новый.
При помощи клещей и щипцов, работая зубилом как отверткой, он приступил к разборке пароходных колес - и добился цели. Читатель помнит, что колеса были разборные, - в этом заключалась особенность их устройства. Кожухи, прикрывавшие их, послужили для упаковки: из досок кожухов он сколотил два ящика, куда и уложил, тщательно пронумеровав, части колес. Припрятанный кусок мела ему очень пригодился.
Жильят поставил ящики на палубу Дюранды в самом надежном месте.
Покончив с подготовительными работами, Жильят стал лицом к лицу с тем,
Разобрать колеса было можно; разобрать машину - нельзя.
Начать с того, что Жильят плохо знал механизм. Он мог нанести ему непоправимый вред, действуя наугад. Вдобавок, если б он даже решился разобрать машину, то для этой неосторожной попытки ему потребовались бы совсем не те инструменты, которые можно смастерить, располагая пещерой вместо кузницы, сквозняком вместо кузнечных мехов и валуном вместо наковальни. Пробуя разобрать машину, он мог ее сломать.
Здесь Жильят почувствовал, что подошел к неосуществимому.
Казалось, перед ним выросла стена - невозможное. Что же делать?
II. Каким образом Шекспир может встретиться с Эсхилом 156
У Жильята был свой замысел.
С тех времен, когда наука находилась в младенческом возрасте, задолго до Амонтона, открывшего первый закон трения, Лагира, открывшего второй, и Кулона, открывшего третий, с XVI века, когда простой плотник из Сальбри, без совета, без руководства, только с помощью сына-мальчугана и незатейливого оборудования, спустил вниз "большие куранты" церкви Шаритэ-на-Луаре, разрешив одновременно пять-шесть проблем статики и динамики, представлявших для него сложное препятствие и перепутанных между собою, как колеса сбившихся в кучу телег, - со времен этой из ряда вон выходящей и замечательной затеи, когда способом, простым на удивление, не оборвав ни единого латунного волоска, не повредив ни единого зубца, плотник перенес с верхнего яруса колокольни в нижний тяжеловесную, заключавшую время, клетку из железа и меди "величиной со сторожку", всю целиком, со всем механизмом: с цилиндрами, барабанами, коробками, крючками, рычагами, циферблатом, горизонтальным маятником, спуском, с мотками цепей и цепочек, с каменными гирями, причем одна весила пятьсот фунтов, с приспособлением для боя, подбором колокольчиков и фигурками, которые отбивали молоточками часы, - со времен человека, сотворившего это чудо и преданного забвению, никто никогда и не пытался предпринять чтолибо подобное замыслу Жильята.
Дело, которое он мечтал выполнить, было, пожалуй, еще труднее, иначе говоря, еще прекраснее.
Машина Дюранды по весу и тонкости работы была под стать курантам колокольни Шаритэ-на-Луаре, да и помех здесь было не меньше.
У средневекового плотника был помощник, его сын; у Жильята - никого.
Возле церкви собрался народ, туда пришли из Менга-на-Луаре, из Невера и даже из Орлеана. Люди могли подсобить плотнику из Сальбри или хоть приободрить его благожелательными возгласами; вокруг Жильята гудел только ветер, только волны обступали его толпой.
Ничто не сравнится с робостью несведущего человека, разве лишь его отвага. Когда неведение пытается действовать, значит, у него есть какой-то компас. Этот компас - наитием постигаемая истина, порою более понятная для ума простого, чем для ума просвещенного.
Неведение подстрекает к дерзанию. Неведение - это мечтательность, а любознательная мечтательность - сила. Знание иной раз смущает и часто останавливает. Будь Васко да Гама157
ученым, он отступил бы перед мысом Бурь. Будь Христофор Колумб хорошим космографом, он никогда не открыл бы Америку.