Собрание сочинений в 10 томах. Том 4
Шрифт:
— Вы думаете, они будут преследовать нас? — спросил Фой.
— Наверняка. Из Лейдена прибыли гонцы за два часа до вашего приезда в город, и будет чудом, если вам удастся уехать, не повстречавшись с шайкой разбойников. Не заблуждайся: дело, предстоящее тебе, не легкое.
— Вы говорите, менеер, что суденышко быстро на ходу? — спросил Мартин.
— Да, но, может быть, у других есть не менее быстроходное. Кроме того, может случиться, что вы найдете устье канала закрытым стражниками, присланными сюда неделю тому назад с приказанием обыскивать каждое судно, выходящее в открытое море. А может быть, вам и удастся проскользнуть мимо…
— Мы
Брант покачал головой.
— Я уже думал об этом, — сказал он, — как вообще обо всем, но сделать этого теперь нельзя. И теперь уже не время строить новые планы.
— Почему? — спросил Фой.
— Потому, что день и ночь эти люди наблюдают за судами, принадлежащими мне, хотя они и записаны на чужие имена. И не далее как сегодня вечером подписан приказ обыскать эти суда за час до зари. Сведения у меня верные — я дорого плачу за них.
— В таком случае, нечего больше говорить, — сказал Фой. — Мы постараемся добраться до «Ласточки» и увести ее, и если это нам удастся, то постараемся скрыть сокровища, а если не удастся, то взорвем судно, как вы приказываете, сами же будем стараться скрыться или… — он пожал плечами.
Мартин не сказал ничего и только покачал головой. Лоцман, сидевший за столом, тоже не проронил ни слова.
Хендрик Брант взглянул на них, и его бледное, похудевшее от забот лицо начало подергиваться.
— Прав ли я? — проговорил он вполголоса и наклонил голову, как бы в молитве.
Когда он снова выпрямился, он, казалось, принял решение.
— Фой ван Гоорль, — сказал он, — выслушай меня и передай твоему отцу, а моему душеприказчику то, что я скажу, так как писать мне некогда. Ты, вероятно, удивляешься, почему я не предоставляю богатство на волю судьбы, не рискуя жизнью людей для его сохранения. Что-то в сердце толкает меня на иной путь. Может быть, это воображение, но я — человек, стоящий на краю могилы, и таким людям — я знаю это — иногда бывает дано прозреть будущее. Мне кажется, что тебе удастся спасти сокровище и что оно даст возможность погубить некоторых злых людей, и даже больше того. Но когда это будет — этого я не могу видеть. Однако я уверен, что тысячи и десятки тысяч людей будут жить, благословляя золото Хендрика Бранта, и поэтому я так стараюсь скрыть его от испанцев. Вот почему я прошу вас обоих рискнуть вашей жизнью сегодня ночью. Не ради богатства, потому что богатство тленно, но ради того, что может быть достигнуто с помощью этого богатства в будущем. Он замолк на минуту, а затем продолжал:
— Я надеюсь также, что будучи, как мне говорили, свободным, ты со временем полюбишь мою дорогую девочку, которую я поручаю попечению твоего отца и твоему. Так как время уходит и мы никогда больше не увидимся с тобой, то я прямо скажу, что такой союз был бы приятен мне, так как я слышал о тебе много хорошего и ты мне нравишься по характеру так же, как по наружности. Помни всегда, какими бы тучами ни было покрыто небо над тобой, что перед своей смертью Хендрик Брант имел откровение о тебе и любимой дочери, которую ты со временем полюбишь, как ее любят все, кто знает. Помни также, что ее привязанность нелегко приобрести и что ты женишься на ней не
Фой слушал с удивлением, но не отвечал ничего, не зная, что сказать. Однако на пороге первого важного события в его жизни ему приятно было слышать эти слова, так как он уже и сам нашел, что у Эльзы красивые глаза.
Брант между тем обратился к Мартину, но тот, тряся своей рыжей бородой, отступил на шаг.
— Благодарю вас, менеер, — сказал он, — но я обойдусь без пророчеств: хорошие или дурные, они смущают человека. Однажды астролог предсказал мне, что я утону на двадцать пятом году. Я не утонул, но, Бог мой, сколько лишних миль я сделал, отыскивая мосты, благодаря этому астрологу.
Брант улыбнулся.
— Относительно тебя, мой друг, я ничего не предвижу, кроме того, что твоя рука окажется всегда крепкой в битве, что ты всегда будешь любить своих хозяев и будешь употреблять свою силу на отмщение за замученных Божьих святых.
Мартин усердно кивал головой и сжимал рукоятку своего меча «Молчание», между тем как Брант продолжал:
— Из-за меня ты вступил в опасное дело, и если останешься жив, то получишь хорошую награду.
Он подошел к столу и, взяв лист бумаги, написал:
Хееру Дирку ван Гоорлю и его наследникам, моим душеприказчикам и хранителям моего состояния, которое они должны употребить, как укажет им Господь. Сим назначаю, чтобы за дело сегодняшний ночи Мартину по прозвищу Красный, слуге вышеупомянутого Дирка ван Гоорля, или его наследникам по его указанию, была выплачена сумма в пять тысяч флоринов, и эта сумма прежде всего должна быть взята из моего состояния, на какой бы предмет его ни предназначили мои душеприказчики.
Подписав документ и поставив число, он пригласил Ханса-лоцмана поставить и свою подпись в качестве свидетеля. После этого он передал бумагу Мартину, который поблагодарил его, поднеся руку ко лбу, говоря в то же время:
— В конце концов, драться не так уж и плохо! Пять тысяч флоринов! Никогда мне и во сне не снилось такое богатство.
— Ты еще не получил его, — заметил Фой. — И что ты сделаешь теперь с бумагой?
Мартин задумался:
— Положить в куртку?… Нет, — сказал он, — куртку можно снять и забыть. В сапоги?… Нет, там она истреплется, особенно если они намокнут. Зашить в фуфайку?… Нельзя по той же причине. А, догадался!…
Вытащив из ножен свой огромный меч, он начал ножом отвертывать один из маленьких серебряных винтиков, которыми рукоятка была привинчена к лезвию. Вынув винт, он дотронулся до пружинки, и одна четвертушка костяной ручки отскочила, обнаружив значительную пустоту внутри рукоятки, так как меч был сделан для двух обыкновенных человеческих рук и только Мартин мог держать его одной рукой.
— Зачем эта дыра? — спросил Фой.
— Копилка палача, — ответил Мартин, — благодаря которой человек, имеющий с ним дело, становится счастливым, конечно, если иметь чем заплатить. Я помню, он предлагал и мне, перед тем как я… — Мартин запнулся и, свернув бумагу, спрятал ее в углубление.
— Ты можешь лишиться своего меча, — высказал свое предположение Фой.
— Да, но только вместе с жизнью, и тогда заменю надежду на флорины золотым венцом, — ответил Мартин осклабившись. — А до тех пор я не намерен расставаться с «Молчанием».