Собрание сочинений в 10 томах. Том 4
Шрифт:
Наконец из всей массы неясных представлений выступило одно видение, одно желание: желание успокоения и полного мира. Но где она могла найти себе успокоение, кроме смерти? Что ж, почему бы и не умереть! Бог простит ей, Матерь Божья будет заступницей за опозоренную несчастную, неспособную дольше жить. Даже Дирк отнесется к ней с добротой, когда она умрет, хотя теперь, встреться он с ней, без сомнения, закрыл бы глаза рукой. Ей было страшно жарко, и ее мучила жажда. Как прохладна должна быть теперь вода! Что может быть лучше, как медленно спуститься в нее и предоставить ей сомкнуться над бедной больной головой. Лизбета решила выйти из дому
Она закуталась в длинный плащ, надев капюшон на голову, и вышла тихонько из дому, скользя, как привидение, по темнеющим улицам, направляясь к порту, куда стража пропустила ее, приняв за крестьянку, возвращающуюся к себе в деревню. Взошла луна, и при ее свете Лизбета узнала местность. Это было то самое место, где она стояла в день карнавала, когда с ней заговорила женщина, прозванная Мартой-Кобылой, и сказала ей, что знала ее отца. По этому льду она неслась в санях Монтальво во время бега. Лизбета пошла вдоль крепостного вала, вспомнив о заросших тростниковых островках, лежавших в нескольких милях оттуда и только изредка посещаемых рыбаками и охотниками, о большом Харлемском озере, занимавшем многие тысячи акров пространства. Как прохладно и красиво оно должно быть в такую ночь, и как нежно шелестит ветер в камышах, которыми поросли берега озера. Лизбета шла все дальше и дальше, до озера было не близко, но наконец она достигла его, и как хорошо, просторно и тихо было там! Насколько мог охватить глаз, не было видно ничего, кроме сверкающей воды с чернеющими, заросшими тростником островками. Только лягушки квакали в тростнике, да кричала выпь. А на озере плавали дикие утки, оставляя за собой длинные серебряные полосы.
На одном из островков, на расстоянии не дальше выстрела из лука, Лизбета увидела кусты похожих на гвоздику белых болотных цветов, которые ей, бывало, случалось собирать в детстве. Ей захотелось сорвать их теперь. Место было неглубокое, она думала, что сможет перейти вброд на островок, а если и нет, то что за беда. Она, в таком случае, или вернется на берег, или, может быть, навеки уснет под водой. Не все ли равно! Лизбета ступила в воду. Как прохладно и приятно было прикосновение влаги к ногам. Но вот вода дошла до колен, вот уже легкая рябь разбивается о грудь Лизбеты, но она не думала возвращаться: перед ней лежал остров, и белые цветы были уже так близко, что она могла пересчитать их — восемь на одном кусте и двенадцать на другом. Еще шаг, и вода, смочив ей лицо, сомкнулась над ее головой. Она приподнялась, и у нее вырвался легкий крик.
Затем, будто во сне, Лизбета увидала, как из тростника, рядом с ней, выскользнул челнок. Она видала также, как странное, обезображенное лицо, которое она смутно помнила, нагнулось над бортом челнока, и загорелая рука схватила ее, между тем как хриплый голос уговаривал не отбиваться и ничего не бояться.
Когда Лизбета опомнилась, она уже лежала на земле, или, скорее, на толстой подстилке из сухого тростника и пахучих трав. Оглядевшись, она увидела, что находится в избушке, слепленной из грязи и крытой соломой. Один угол избушки занимал очаг с навесом, искусно сделанным из глины, и на огне кипел глиняный котелок. С потолка, на веревке, свитой из травы, спускалась свежепойманная рыба, чудный лосось, а рядом висела связка копченых угрей. Одеялом Лизбете служил великолепный мех из шкурок речных бобров. Из всего этого она заключила, что находится, вероятно, в жилище какого-нибудь
Мало-помалу прошедшее встало в памяти Лизбеты, и она вспомнила, как рассталась с человеком, называвшимся ее мужем, она вспомнила также свое бегство в лунный вечер и свою попытку перейти вброд на остров за белыми цветами, и загорелую руку, протянувшуюся, чтобы спасти ее. Лизбета вспомнила все это, и воспоминание вызвало у нее вздох. Звук этого вздоха, по-видимому, привлек внимание кого-то, кто прислушивался извне. Дверь отворилась, и этот кто-то вошел в комнату.
— Вы проснулись, мейнфроу? — спросил хриплый голос.
— Да, — отвечала Лизбета. — Скажите мне, как я попала сюда и кто вы?
Вошедшая отступила, так что свет из двери упал прямо на нее.
— Смотри, дочь ван Хаута и жена Монтальво. Тот, кто раз видел меня, уже не забудет.
Лизбета приподнялась и взглянула на высокую, могучую фигуру, впавшие серые глаза, широко раскрытые ноздри, покрытые шрамами выдававшиеся скулы, зубы, выдвинутые каким-то дьявольским насилием вперед из-под губ, и седеющие пряди волос, спускающиеся на лоб. Она сразу узнала, кто перед ней.
— Вы Марта-Кобыла? — спросила Лизбета.
— Да, не кто иная, — отвечала Марта, — и вы в стойле Кобылы. Что сделал с вами этот испанский пес, что вы пришли к озеру, чтобы оно скрыло вас и ваш позор?
Лизбета не отвечала, ей тяжело было начать рассказывать свою историю этой странной женщине. Марта между тем продолжала:
— Что я говорила вам, Лизбета ван Хаут? Разве я не предупреждала вас, что ваша кровь должна предостеречь вас против испанца? Ну вот, вы спасли меня из воды, и я вытащила вас из воды. И почему мне вздумалось объехать именно этот остров вчерашней ночью, когда мне не спалось? Но не все ли равно! На то была воля Божья, и вот вы теперь в стойле Кобылы. Не отвечайте мне, прежде поешьте.
Подойдя к очагу, она сняла котелок и вылила его содержимое в глиняную чашку. От распространившегося запаха Лизбета в первый раз почувствовала, что голодна. Из чего состояло поданное ей кушанье, она никогда не узнала, но съела его до последней ложки и была благодарна за это, между тем Марта, сидя на полу возле нее, с удовольствием следила за ней, время от времени вытягивая длинную худую руку, чтобы дотронуться до каштановых кудрей, спускавшихся на плечи Лизбеты. Когда Лизбета кончила еду, Марта сказала ей:
— Пойдемте посмотрим.
Она вывела свою гостью за дверь мазанки.
Лизбета взглянула кругом, но из-за зарослей тростника ничего не было видно. Саму мазанку скрывала небольшая группа болотного кустарника, росшего на кочках среди болотистой равнины вперемежку с камышом и тростником.
Пройдя шагов сто или около того, Марта и Лизбета подошли к густой камышовой заросли, в которой оказалась лодка. Марта пригласила Лизбету сесть в лодку и повезла ее сначала к ближайшему островку, потом, обогнув его, ко второму, затем — к третьему.
— Ну, теперь скажите, — спросила она, — на котором из этих островов мое стойло?
Лизбета покачала головой, не зная, куда указать.
— Ни вы, ни один человек не в состоянии сказать мне этого. Никто не может найти моего дома, кроме меня самой — я же найду туда дорогу и днем и ночью. Посмотрите, — и она указала на обширную водную поверхность. — На этом озере тысячи таких островков, и, прежде чем найти меня, испанцам пришлось бы обшарить их все, потому что здесь ни шпионы, ни собаки не могли бы помочь им.