Собрание сочинений в 10 томах. Том 4
Шрифт:
Она снова начала грести, даже не смотря по сторонам, и через несколько минут они опять очутились в том месте в зарослях, откуда отчалили.
— Мне пора домой, — слабо поговорила Лизбета.
— Нет, — отвечала Марта, — уже слишком поздно. — Вы долго проспали. Посмотрите: солнце быстро садится. Эту ночь вы должны провести у меня. Не пугайтесь! Пища у меня грубая, но свежая, вкусная и в изобилии. Кто умеет лучше меня ловить рыбу в этом озере? Водяную птицу я тоже ловлю в силки, а яйца ее собираю. Вяленую же говядину и ветчину мне доставляют друзья, с которыми я иногда вижусь по ночам.
Лизбета
Марта вернулась с ней в дом, и они вместе принялись за приготовление ужина. И поджаривая рыбу на огне, Лизбета уже смеялась, как, бывало, в дни своего девичества. Они поужинали с аппетитом, и, убрав все, Марта громко прочла молитву, а после того достала свое сокровище — Библию и, не боясь ничего, хотя знала, что Лизбета католичка, приготовилась читать, присев на корточки перед горящим очагом.
— Видите, мейнфроу, какое здесь удобное место для житья еретички. Где еще женщина могла бы читать Библию, не боясь ни шпионов, ни монахов?
Вспомнив историю Марты, Лизбета содрогнулась…
— Ну, теперь, — снова заговорила Марта, окончив чтение, — скажите мне, прежде чем лечь спать, что привело вас на Харлемское озеро и что с вами сделал этот испанец. Не бойтесь, хотя я и полоумная, — так, по крайней мере, они называют меня, — но я могу дать совет. Нас с вами, дочь ван Хаута, связывает многое: кое-что вы знаете и видите, а кое-что не можете знать и видеть, но Бог все взвесит в свое время.
Лизбета смотрела на истощенную, обезображенную почти до потери человеческого образа долгой физической и нравственной мукой женщину и проникалась все большим доверием к Марте. Чувствуя, что к ней относятся с участием, в чем она очень нуждалась, она рассказала свою историю с начала до конца.
Марта слушала молча, ее, по-видимому, не могло уже удивить ничто со стороны испанца, и только, когда Лизбета кончила, сказала:
— Ах, дитя, если б вы знали обо мне и умели меня найти, вы бы попросили меня о помощи.
— Что бы вы могли сделать, матушка? — спросила Лизбета.
— Сделать? Я бы стала следить за ним день и ночь, пока не подкараулила бы его в каком-нибудь уединенном месте и там… — Марта протянула руку, и Лизбета увидела, как при красном свете огня в руке сверкнул нож.
Она в страхе отшатнулась.
— Чего же вы испугались, моя красавица? — спросила Марта. — Я говорю вам, что живу теперь только для того, чтобы убивать испанцев, да прежде всего монахов, а потом — прочих. За мной еще много долгов: за каждую пытку мужа — жизнь, за каждый его стон на костре — жизнь, да столько жизней за отца и половину их за сына. Я буду долго жить, я это знаю, и долг будет оплачен… до последнего стивера.
Говоря это, она встала, и свет от огня осветил
— Я пугаю вас, — продолжала Марта, — вы, несмотря на все свои страдания, еще питаетесь молоком человеческой доброты. Подождите, подождите, когда они умертвят любимого вами человека, тогда ваше сердце станет таким же, как мое, и тогда вы станете жить не ради любви, не ради самой жизни, но чтобы быть мечом — мечом в руках Господа.
— Перестаньте, прошу вас, — проговорила Лизбета слабым голосом, — мне дурно, я нездорова.
Действительно, она почувствовала себя дурно, и к утру в этом логовище, на пустынном острове озера у нее родился сын… Когда она несколько оправилась, ее сиделка сказала:
— Хотите вы сохранить мальчишку или убить его?
— Как я могла бы убить своего ребенка? — отвечала Лизбета.
— Он сын испанца. Вспомните проклятье, о котором вы рассказали мне, — проклятие, произнесенное вами еще до вашего замужества. Если он останется в живых, проклятие будет тяготеть над ним, и через него падет и на вас. Лучше поручите мне убить его — и всему конец.
— Разве я могу убить собственного ребенка? Не трогайте его, — сказала Лизбета.
Таким образом, черноглазый мальчик остался в живых и вырос.
Мало-помалу силы стали возвращаться к Лизбете, лежавшей в мазанке на острове.
Кобыла или «матушка Марта», как теперь звала ее Лизбета, ходила за больной лучше всякой сиделки.
В пище недостатка не было, так как Марта ловила сетями дичь и рыбу, а иногда ходила на берег и приносила оттуда молоко, яйца и мясо, которых, по ее словам, местные крестьяне давали ей сколько угодно. Коротая время, Марта вслух читала Лизбете Библию, и из этого чтения Лизбета узнала многое, что до тех пор было ей неизвестно.
Действительно, все еще будучи католичкой, она теперь начала спрашивать себя, в чем собственно вина этих еретиков и за что их осуждать на мучения и смерть, если в этой книге она не могла найти ничего такого, что нарушалось бы их учением и жизнью.
Таким образом Марта, озлобленная, полусумасшедшая обитательница озера, посеяла в сердце Лизбеты семя, которое должно было принести плод в свое время.
Когда по прошествии нескольких недель Лизбета встала, но еще не была достаточно сильна, чтобы идти домой, Марта сказала однажды, что ей надо отлучиться из дому на целые сутки, но не объяснила, по какому делу. Оставив хорошие запасы всего необходимого, она одна после обеда уехала в своем челноке и вернулась только к вечеру следующего дня. Лизбета начала говорить, что ей пора уезжать с острова, но Марта не позволяла ей этого, говоря, что для этого придется пуститься вплавь. И действительно, выйдя посмотреть, Лизбета не нашла челнока. Нечего делать, ей пришлось остаться, и на свежем осеннем воздухе прежняя сила и красота вернулись к ней. Она снова стала такой, какой была в день своего катания с Хуаном де Монтальво.