Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— Да, Евгений Владимирович, Кира мне говорил, — переживая за всех, отозвался Марлен и вытер вспотевший лоб.
— Значит, вам говорил? А мне, представьте себе, нет. Я почему-то должен узнавать подобные новости от совершенно посторонних людей… Давно вы знаете вашу работодательницу, Кира?
— Нет, — уронил Кирилл односложно. «Не хватает еще Володю сюда приплести», — угрюмо подумал он.
— Так почему вы все-таки не могли прийти ко мне и обо всем по-дружески переговорить? Разве я плохо к вам относился?
— Вы же на отдыхе.
— Но Марлен
— Извините, Евгений Владимирович, но я, право, не хотел вас преждевременно беспокоить. Ведь действительно еще ничего не решено.
— Однако я поставлен перед фактом, пусть пока не свершившимся.
— Сожалею, что так вышло.
— Я не думал, что вы столь легко сможете бросить дело, друга, разом оборвать нить доверия.
— Бросить? — вспыхнул Кирилл, потеряв терпение. — Я бы не стал на вашем месте прибегать к таким рискованным высказываниям, Евгений Владимирович! Я — то есть мы с Маликом ведь тоже оказались перед лицом факта, причем свершившегося, и весьма для нас неожиданно! Разве не так?
Малик испуганно привстал, готовый провалиться сквозь землю, только бы не видеть продолжения тягостной сцены.
— Кира, Евгений Владимирович, — взмолился он, но онемел, наткнувшись на яростный взгляд Кирилла.
Шеф сидел красный, всклокоченный, не глядя ни на кого.
— Неужели нельзя было подождать. — Он внезапно нарушил напряженную, угрожающе нависшую тишину. — У меня же были в отношении вас планы! — пожаловался тоскливо.
— А вы нам говорили о них? — спросил Кирилл тоже упавшим голосом. — И вообще говорили с нами?
— Я немного иначе смотрел на вещи, — объяснил Доровский, почти оправдываясь. — И боюсь, что допустил ошибку… Нам, конечно же, следовало объясниться с самого начала. Возможно, у меня и нет морального права судить вас, Кирилл, но почему вы так торопились? Вам что, мешали работать? Выкручивали руки?
— А то нет? Взять хоть ту же командировку! Мы же должны были ехать вместе, но Евгений Иванович уперся, сказал, что поедет только кто-то один, и то в лучшем случае. И это еще при вас, Евгений Владимирович!
— Ладно, допустим. — Доровский сделал примирительный, почти дирижерский по плавности взмах. — Исправить, очевидно, уже ничего нельзя. Подумаем лучше, как будем жить дальше. Бог с ними пока, с личными претензиями. Тему никак нельзя бросить, ребята!
— И не бросим! — взбодрился Малик. — Мы с Кирой договорились: все остается по-прежнему.
— Даже если Кира уйдет? — быстро спросил Доровский, обретая обычную самоуверенность. — Не стройте воздушных замков.
— Я оговорил себе право продолжить работу, — возразил Кирилл.
— Между нами говоря, это не вызвало бурных восторгов, — заметил Евгений Владимирович с оттенком злорадства.
— Тем лучше. Останусь на своем месте.
— И все у нас пойдет по-прежнему, — благодушно заключил Малик.
— Если по-прежнему, то я пас, — решительно отрубил Кирилл. — Именно сейчас настал тот критический момент, когда дело можно еще сдвинуть
— Что вы предлагаете? — спросил Доровский, надменно приосанясь.
— Для начала три вещи. Первое — пробить заявку, второе — подстегнуть металлургический комбинат, третье — добиться, чтобы тема осталась за Маликом. Любой ценой!
— Ишь ты! Настоящий ультиматум.
— Не ультиматум, а суровые будни жизни, — повторил Кирилл услышанную на профсоюзном собрании фразу.
— Идет! — Евгений Владимирович решительно припечатал ладонь к столу. — Последнее я вам обещаю. Остальное — попробуем, хотя я далеко не всесилен, и вы это знаете.
— Для нас вы царь и Бог, — почти искренне сказал Малик.
— Но у меня тоже будет условие. — Доровский ожесточенно погрозил пальцем. — Уж если взялись за гуж, то тянуть до конца! Хоть костьми лягте. Меня не касается, к кому вы идете, Кирилл. Спрашивать буду как со своего сотрудника. Так же строго! Согласны?
— Если так же, — Кирилл двусмысленно улыбнулся, — согласен, Евгений Владимирович.
— И чтоб по первому свисту, как лист перед травой! Будете ездить ко мне в Академгородок. О командировках я позабочусь… Я бы забрал вас с собой, — вздохнул Доровский скорее облегченно, нежели разочарованно. — Так ведь не поедете, шпана московская.
— Я бы поехал! — мгновенно отозвался Малик. — На пару лет…
— Я, к сожалению, нет, — развел руками Кирилл.
— Так я и думал. — Доровский пренебрежительно зашмыгал носом. — Однако поживем — увидим. Итак, что у нас прежде всего на очереди?
— Пулкин, Евгений Владимирович, — льстиво подсказал Малик.
— Пупкин! — кивнул Доровский и полез в академический справочник. — Идите работайте, — отпустил небрежным мановением. — Мне звонить надо.
XXVII
Лебедева позвонила Доровскому, которого хорошо знала по Менделеевскому обществу, на другой день после встречи с Кириллом Ланским. Разговор получился несколько странноватым. Сначала Евгений Владимирович взвился и закричал, что никогда не ожидал от Анастасии Михайловны подобного легкомыслия, потом разразился длинной тирадой насчет разумности специализации, возможностей человеческого мозга и даже верхоглядства. С кем именно сопрягалось последнее качество, она так и не поняла. Доровский сильно сомневался в способностях Ланского освоиться с совершенно новой областью. Он говорил настолько страстно и убедительно, что Анастасия Михайловна на какое-то мгновение заколебалась. Лишь свежее впечатление от краткой беседы по поводу красноцветов, когда Ланской обнаружил покоряющее умение попадать в точку, помогло ей устоять. Внимательно выслушав Евгения Владимировича, она рассыпалась в благодарностях, туманно заметив, что подумает, посоветуется с начальством и так далее. А под самый конец, что едва ли было достаточно деликатно в создавшейся ситуации, напрямик спросила о личных качествах Кирилла.