Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

Парнов Еремей Иудович

В заливе Петра Великого она не ощущала ничего подобного. Пусть рядом с коралловым рифом Японское море выглядело бедным родственником, как до него казалось совершенно нищим Балтийское побережье, но там пловец чувствовал себя покорителем, а не жалким пигмеем, трепещущим перед непостижимым могуществом чуждых идолов. Возможно, под влиянием пережитого Светлана и сделалась чересчур мнительной, но чувство, которое она испытывала, ничего общего не имело с естественной настороженностью против реальной опасности.

Она знала, чем грозит прикосновение к бледно-желтым щупальцам анемона с малиновым пятном в середине, где невредимо шныряли желто-полосатые рыбки-чистильщики,

помнила про оранжевых слизняков и даже отдернула руку от набитой зубами мурены, бурой лентой взметнувшейся из какой-то дыры. Если она и вздрогнула в этот момент, то сразу же успокоилась, поняв, с кем имеет дело. Вот исполинская раковина — тридакна, сплошь заросшая мшанками, желудями и потому едва отличимая от скалы. Стоит сунуть в ее змеящуюся расселину руку, ногу, как молниеносно сомкнутся каменные створки, поймав человека в смертельный капкан. Но разве ее боялась Светлана? Она помнила, где расположены запирающие мускулы, и могла в любую минуту выхватить укрепленный под коленом нож, чтобы их перерезать. Нет, ее потрясенное воображение никак не укладывалось в разумную настороженность, в охранный инстинкт человека, попавшего в неведомый мир, где за каждым неподвижным кустом, за каждой ажурной порослью мерещится ядовитый хищник. Не было в этом почти суеверном чувстве и благоговейного преклонения перед совершенным многообразием мира, столь свойственного человеческому сердцу. Природа, хоть это и лишено всякого смысла, представляется нам доброй. Она находит глубокий отклик в душе и, по крайней мере так кажется, отвечает ей тем же. Но в том-то и суть, что от подводного сверхсовершенства не веяло ни сочувствием, ни благодатью. Оно не могло утешить в печали.

Сверху Светлану страховал Бурмин, набравший полную сетку моллюсков и иглокожих. Под ней забавлялись ихтиологи, приманивая кусками мяса жадных морских рыб.

Но невнятное ощущение одиночества не покидало. Как в неведомом храме, где творится непостижимое действо, и возникают фантастические химеры, и причудливые курильницы источают многоцветные испарения среди бесчисленных звероподобных колонн, и не дано знать, кто ты: жрица или жертва, принесенная на алтарь.

Легкий акваланг и тонкая резиновая оболочка не стесняли движений. Светлана вскоре освоилась, и подсознательные импульсы погасило жадное любопытство исследователя. В коралловых лесах паслись необыкновенные рыбы. Желтые, зеленые, огненно-красные попугаи выклевывали каких-то рачков. Радужные губаны перемалывали могучими челюстями каменные соты, выплевывая крошки и муть через щели жаберных крышек.

Многих обитателей рифа Светлана вообще видела впервые. Например, эту изящную голубую рыбку с желтой полоской по диагонали или этого веслоногого рака в длинных лохмотьях.

Башенные колонии перемежались ветвистыми, как оленьи рога, переплетениями и фиолетовыми кустиками горгонов. Кружевное «венерино опахало» прикрывало известковые канделябры трубчатых червей, которые то прятали, то снова высовывали свои дразнящие перья. Лимонные «бабочки», малиновые рыбы-солдаты кружились над пестрым танцующим хаосом, где каждый клочок пространства был захвачен самоутверждением жизни.

Нащупав ластами дно, Светлана принялась за пробы. Скупыми отточенными движениями счищала ланцетом накипь с моллюсков и звезд, скребла кораллы, стараясь не касаться рукой, даже попробовала потрогать невообразимо громадного каменного окуня, тупо разевавшего пасть, где можно было спрятаться, как в люке.

Светлана пожалела, что Кирилл не может видеть такого

буйного, захваченного единым ритмом великолепия. Заполнив последнюю пробирку и упрятав ее в привязанный к свинцовому поясу резиновый чехол, она легонько взмахнула ластами. Дно под ней медленно опускалось в мутную синеву, переходившую в непроглядную черноту вечной ночи. Стаи серебристых коранксов словно стерегли крайнюю границу круто обрывающегося шельфа. Без устали кружившие вокруг рифа рыбы точно страшились пересечь невидимый рубеж, за которым уже явственно ощущалось дыхание океана. Как она понимала и этот их страх перед мраком неведомого, и притягательный зов глубины!

Безупречно выполнив разворот, она поспешила назад, под спасительное прикрытие коралловых бастионов, где кипела, упиваясь коротким праздником, жизнь, ставшая вдруг такой понятной и близкой.

— Как улов? — спросила Светлана у Бурмина, освобождаясь под сенью панданусов от резиновых доспехов.

— За пять минут набрал полную сетку! Такое изобилие всего. Даже противно. А вы рисковая женщина. Я внимательно следил за вашими эволюциями. Высший пилотаж!

— Спасибо за комплимент, но я вела себя вполне смирно. Опять начнете терзать бедных морских зверушек? Вываривать, экстрагировать, перегонять в колбах.

— Что поделать? Приходится. Создалась парадоксальная ситуация. Даже люди, тесно связанные с океаном, не подозревают, насколько мощными резервами обладают его обитатели. Токсины моллюсков и рыб в тысячи, в сотни тысяч раз превосходят яд самых опасных змей. Впрочем, кому я рассказываю? Я видел, как вы работали с конусом. Виртуозно, ничего не скажешь. Меня, честно говоря, трепет охватывает, когда берешься за эту тварь. Но ведь надо!

— Вы знаете про последние американские работы?

— Естественно. И ничуть не удивляюсь. Язык моря это, по сути, язык токсинов. Самое время разворошить этот муравейник.

— Но-но! — Светлана предостерегающе подняла руку. — Только не за счет кораллов. Ломать живые кораллы — это в полном смысле слова перепиливать сук, на котором сидишь. Здесь ведь тоже люди живут.

— Кораллы можно выращивать на искусственных островах. — Бурмин ловко схватил шуршавшую в сухих листьях ящерицу. — Ишь ощерилась! Как маленький крокодил! — Он отпустил пленницу, которая тут же пропала в переплетении корней. — Странная фауна, однако. Только крысы да ящерицы. Даже птиц нет.

— Далеко, — невольно вздохнула Светлана, щурясь на бьющее сквозь пальмовые верхушки сияние. — На многие тысячи миль никакой земли. Куда нас с вами занесло, Валерий Иванович?

— Но зато интересно. Я, например, первый раз на необитаемом острове. А вы?

— Я тоже. Но нам не быть робинзонами. Без воды долго не протянешь.

— При желании можно найти и воду. Где-то ж должна она собираться? Муссонные ливни и все такое… На худой конец, я готов пить кокосовое молоко. Вон их сколько, пальм! Где пальмы, там и вода. Я бы не прочь пожить хоть несколько дней в эдакой первобытности. Построим шалаш из той же пальмы…

— Они сами выросли, как думаете?

— Наверняка! Пригнало течением один орех, другой, а там пошло. Подробно описанный процесс.

— А мне все-таки кажется, что их посадили островитяне. Слишком правильными рядами растут. Наверняка эта прелестная роща кому-то принадлежит.

— Надеюсь, это не помешает нам полакомиться орехами?

— Ну, коли вы умеете лазать по пальмам… — Она не договорила, изобразив легкое сомнение.

— К сожалению, не умею… А что, если как следует потрясти?