Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— Где-то поблизости тепловой выброс, — сообразила Светлана. — Скорее возьмите пробу. Могут встретиться аномальные диатомеи.
— Вам не кажется, что прожектора несколько ослабели? — напряженно всматриваясь в вырезанный световым конусом участок дна, спросил Шахазизян.
— Пожалуй, — неуверенно согласился Сергей. — Неужели аккумуляторы садятся?.. Нет, вроде норма, — облегченно вздохнул он, посмотрев на качающиеся стрелки. До красного сектора было далеко. — Какие будут указания?
— Пройдем немного тем же курсом, — предложила Рунова.
Минут через десять температура
— Может, твой амперметр врет? — засомневался Шахазизян. — Или вольтметр?.. Как бы нам не застрять тут навечно.
— По инструкции я обязан всплыть в случае любого непредвиденного осложнения, — как бы рассуждая вслух, произнес Сергей. — Но я уверен, что приборы в порядке. И термометры в том числе. Обидно уходить, не докопавшись. Как полагаете? — Он повернулся к Светлане.
— А вдруг все же аккумуляторы? — упрямо стоял на своем Шахазизян.
— До сих пор у нас не было оснований не доверять приборам, — рассудила Светлана. — Если аккумуляторы в порядке, то сила света могла уменьшиться только из-за прозрачности среды. Я правильно понимаю? Очевидно, мы угодили в мутные слои. Напрашивается единственный вывод. Где-то поблизости извергается лава. Отсюда и неуклонное повышение температуры.
— Или гейзер, — согласно кивнув, подсказал Шахазизян.
— Или грязевой гейзер, — заключила Светлана.
— Почти семь! — Сергей озабоченно покачал головой. — Как бы там ни было, но я в кипяток не полезу. Будем всплывать. Мы и так пробыли под водой девять часов. — И, словно извиняясь, добавил: — Пробы возьмем с корабельного борта.
— Конечно, — Светлана понимала Сергея. С приближением к горячей зоне риск возрастал с непропорциональной быстротой. Но только там, в эпицентре перегретого, сжатого давлением океанской толщи пара, могли скрываться неизвестные науке формы жизни. Простейшие бактерии существовали повсюду: в кипящих серных источниках и антарктических льдах, в облаках и радиоактивных породах. Хотелось угадать, какие защитные устройства сотворила природа, чтобы защитить капельки протоплазмы от убийственного жара субкритической влаги, разъедающей золото и базальт.
Всплытие, занявшее около часа, напоминало фильм, который после просмотра зачем-то пустили наоборот. Вырвавшись из вечного мрака, экран иллюминатора незаметно просветлел, и вновь закружилась вьюга планктона. Только теперь снежинки и градины падали как положено — с высоты.
До поверхности оставалось всего ничего, когда Шахазизян вспомнил про чай и принялся отвинчивать стаканчик термоса. Светлана проворно раздала бутерброды с салями и сыром.
— Оказывается, я ужасно проголодалась! — призналась она, жадно набросившись на еду.
— А я? — потрясая термосом и жуя, еле выговорил Шахазизян.
— Я тоже, — смущенно признался Сергей. — И очень давно. Еще там, у россыпи.
— И молчал! — возмутилась Светлана.
— Нет, это вы оба молчали, а я терпел.
— Настоящий мужчина! — одобрил Шахазизян. — Как вернемся, приглашаю в мою каюту. Надо отметить.
— И копченое мясо с перчиком? — с надеждой спросил Сергей, подбирая крошки.
—
— Я, пожалуй, не откажусь от рюмки, — словно прислушиваясь к себе, сказала Светлана. — Мне даже очень хочется рюмочку коньяку! И спать! До безумия хочу спать.
Она так и не поднялась, сразу же завалившись на койку. Сквозь сладкую счастливую одурь слышала телефонные звонки, даже как будто бы стук в дверь, но не нашла ни сил, ни желания вырваться из обморочной власти оцепенения. Так и проспала всю ночь и половину следующего дня.
Вышла только к ужину, где под общий хохот проглотила две тарелки борща и три стакана компота, умяв невероятное — в ее измерении — количество свежеиспеченного хлеба.
Было все, как она хотела. Песчаный берег, казавшийся белым в свете огромной розово-желтой луны. Легкий бриз, вкрадчиво шелестевший в листве. Глуховатый рокот созревших кокосов. Лагуну пересекала залитая медовым глянцем дорожка, и голубое ровное дно, сохранившее извилистые рельефы последней волны, виделось далеко-далеко, до перевернутой пироги, где закруглялся остров.
Светлана незаметно покинула шумное место купания и, бездумно шлепая по воде, ушла на другую сторону. Здесь было еще чудесней, в темном приюте перепутавшихся теней. Море едва угадывалось жемчужным отсветом, просочившимся из таинственной глубины. Колючие заросли смыкались сплошной стеной. И ничего нельзя было различить в двух шагах.
Светлана решила, плюнув на страхи, искупаться в чем была, без осточертевшего гидрокостюма. Долго шла, с наслаждением ощущая бархатистое дно, а когда легкий всплеск омочил ей купальник, погрузила лицо, широко и жадно раскрыв глаза. Она ныряла и плавала и нежилась на спине, отдавшись убаюкивающему покачиванию прилива. Полежав на теплом песке, она набрела на шалашик из пальмовых листьев и повалилась в их благоухающее шуршание. Таинственный шорох, слепые тени, подсыхающие крупинки коралла на исцарапанной спине.
Здесь ее и нашел Гончарук, дыша коньяком.
— Света! — Он сделал попытку обнять, но она выскользнула умело и ушла по прибою, не обернувшись.
XXXIII
Из Комитета по делам изобретений и открытий в ИХТТ пришла бандероль с авторскими свидетельствами. Не без приятного волнения Кирилл взял сине-зеленый гербовый лист, чем-то похожий на облигацию старого образца. Он был прошит шелковой лентой, концы которой скрепляла огненная розетка печати, и выглядел весьма торжественно. К свидетельству прилагались отпечатанные типографским способом описание — с формулой и чертежом установки — и табличка для записей о внедрении. По-видимому, ей предстояло еще долго оставаться пустой. Судя по сложившейся обстановке, внедрением пока и не пахло. Малик второй месяц безвылазно сидел на заводе, но положение с реактором ничуть не улучшалось. Переход от лаборатории к крупномасштабному стенду требовал совершенно нового качества, предвосхитить которое не позволяла никакая теория. Оставался малопродуктивный, несмотря на безотказную простоту, метод «тыка». Попробовать так, переставить эдак, ткнуть сюда, вынуть отсюда…