Собрание сочинений в 12 т. T. 12
Шрифт:
Последнее упражнение вызвало бурные овации разноплеменной толпы, теснившейся вокруг европейских акробатов. Этот фокус, приевшийся на арене европейских цирков, еще не был известен триполитанским зевакам.
Вот почему зрители, расталкивая друг друга, старались пробраться поближе к акробатам, «работавшим» при свете факелов.
Матифу держал перед собой обеими руками шест в двадцать пять — тридцать футов длиной, а Пескад с ловкостью обезьяны взобрался на его верхушку и балансировал там, принимая такие смелые позы, что шест клонился то в одну, то в другую сторону.
Однако
Арабы и негры, вне себя от восторга, орали, хлопали в ладоши, топали ногами. Нет, никогда Самсон пустыни, бесстрашный Мустафа, отважнейший из туарегов, не достигал подобного совершенства!
В эту минуту со стен триполитанской крепости снова грянул пушечный выстрел. По этому сигналу сотни выпущенных на свободу аистов поднялись в воздух, и комья земли градом посыпались на равнину под пронзительные крики птиц, которым вторил внизу не менее оглушительный концерт людских голосов.
Праздник достиг своего апогея. Право, можно было подумать, что обитателей всех сумасшедших домов Африки собрали на равнине Сунг-Эттелате в Триполитании.
Только дом мокаддема оставался нем и глух в эти часы народного веселья, ни один из подручных Сиди Хазама не показался ни на пороге двери, ни на плоской кровле.
Но, о чудо из чудес! В ту минуту, когда аисты тучей поднялись над равниной, а факелы погасли, исчез и Пескад, точно он улетел в небесную высь вместе с любимыми птицами пророка Сулеймана.
Куда он делся?
Этот вопрос, очевидно, нисколько не беспокоил Матифу. Подбросив длинный шест, силач ловко схватил его за другой конец и принялся вертеть этой огромной тросточкой, как барабанщик своей палочкой. Исчезновение друга, повидимому, казалось Матифу явлением вполне естественным.
Ошеломленные зрители выражали свой восторг громовыми криками, которые были, наверно, слышны за пределами оазиса. Однако никто не усомнился, что ловкий гимнаст улетел вместе с аистами в их заоблачное царство.
Как известно, на толпу особенное впечатление производит то, чего она не может объяснить.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дом Сиди Хазама
Было часов девять вечера. Пальба, музыка, крики внезапно смолкли. Люди стали расходиться. Одни возвращались в Триполи, другие в оазис Менхие, третьи в соседние деревушки. Не пройдет и часа, как равнина Сунг-Эттелате опустеет, затихнет. Убрав шатры, сняв лагерь, негры и берберы уже разбрелись в разные стороны по дорогам Триполитании, а сенуситы направились в Киренаику, в вилайет Бенгази, где они должны были сосредоточить свои силы под начальством калифа.
Только доктору Антекирту, Петеру и Луиджи не суждено было спать в эту ночь. С тех пор как исчез Пескад, они были готовы ко всему, и каждый занял наблюдательный пост у высоких стен дома Сиди Хазама.
Что же случилось с Песка дом? В тот миг, когда Матифу высоко
Ночь была так темна, что его не могли видеть ни со стороны равнины, ни из второго внутреннего двора, где собрались сенуситы, часть которых спала, а другая стояла на страже по приказанию мокаддема.
Пескад, естественно, не составил себе определенного плана действий, ведь смельчаку могло встретиться столько непредвиденного. Ему было незнакомо устройство дома, он не знал, где заключена Сава, находится ли она одна, или ее охраняют, и хватит ли у девушки сил последовать за своим спасителем. Приходилось действовать наугад. И вот он сказал себе:
«Так или иначе, силой или хитростью, но я должен добраться до Савы Шандор. Допустим, она не сможет пойти со мной или я не сумею ее похитить этой ночью, в таком случае придется дать ей знать, что Петер Батори жив, что он здесь, у стен дома, что доктор Антекирт и его спутники готовы прийти ей на помощь, — словом, она не должна уступать угрозам, ведь рано или поздно мы ее освободим!… Правда, меня могут схватить, прежде чем я доберусь до нее!… Ну, да там поглядим, что делать!»
Перескочив через белую зубчатую ограду, в которой были проделаны многочисленные бойницы, Пескад первым делом вытащил веревку с узлами, которую он предусмотрительно спрятал под своим легким одеянием клоуна; потом привязал веревку к угловому зубцу станы так, что конец ее свесился до самой земли. Это была лишь мера предосторожности, но принять ее не мешало. Затем Пескад лег ничком на кровлю и, прижавшись к ограде, замер. Ведь если его заметят, тут же сбегутся люди Сиди Хазама, и Пескаду останется только воспользоваться веревкой, приготовленной для спасения Савы Шандор.
Кругом царила глубокая тишина. Ни Сиди Хазам, ни Саркани, ни остальные обитатели дома не принимали участия в празднике аистов, и дверь жилища не открывалась с раннего утра.
Переждав несколько минут, Пескад дополз до угла кровли, где возвышался минарет. Лестница внутри минарета вела, очевидно, в первый двор. Тут же была и дверь, через которую можно было пробраться сперва на лестницу, а затем в дом. Но она была заперта изнутри, правда не на ключ, а на засов. Чтобы отодвинуть его, пришлось бы проделать дыру в створке двери. Пескад легко справился бы с этой задачей, ведь в кармане у него лежал нож с несколькими лезвиями — драгоценный подарок доктора. Однако такая работа заняла бы слишком много времени и Пескад наделал бы шуму.
Впрочем, этого и не потребовалось. Футах в трех над террасой, в стене минарета, было пробито оконце, напоминающее по форме бойницу. Окно, правда, маленькое, но ведь и Пескад был невелик. К тому же он приходился сродни кошкам и мог пролезть, вытянувшись в струнку, там, где это казалось на первый взгляд невозможным. Итак, он рискнул и, слегка поцарапав себе плечи, очутился внутри минарета.
«Матифу ни за что не удалось бы это проделать!» — вполне резонно решил Пескад.
Затем он добрался ощупью до двери и отодвинул засов, на случай, если придется возвращаться тем же путем.