Собрание сочинений в 15 томах. Том 2
Шрифт:
В это время на лифте позади Грэхэма в зал поднялись еще несколько человек. Портной пустил в действие механизм, части машины пришли в движение, сопровождаемое слабым ритмическим шумом; затем он нажал рычаги и освободил Грэхэма. На него накинули черный плащ, русобородый подал ему стакан с подкрепляющей жидкостью; выпив ее, Грэхэм заметил, что один из новоприбывших, бледный юноша, смотрит на него особенно упорно.
Толстяк, нетерпеливо расхаживавший все время по залу, вошел под арку и направился к балкону, откуда по-прежнему доносился глухой, прерывистый гул. Коротко остриженный мальчуган подал портному сверток светло-синего атласа, и оба принялись всовывать
– Что они там делают? – спросил Грэхэм, указывая на них пустым стаканом и стараясь не обращать внимания на пристальный взгляд новоприбывшего. – Этот механизм приводится в движение какой-то энергией?
– Да, – ответил русобородый.
– Кто этот человек? – спросил Грэхэм, указывая рукой под арку.
Человек в пурпуровой одежде потеребил в замешательстве свою маленькую бородку и ответил, понизив голос:
– Это Говард, ваш старший опекун. Видите ли, сир, это трудно объяснить вам. Совет назначает опекуна и его помощников. В этот зал обычно разрешается доступ публике. Но в особых случаях это может быть воспрещено. Мы в первый раз воспользовались этим правом и закрыли двери. Впрочем, если угодно, пусть он сам объяснит вам.
– Как странно, – произнес Грэхэм. – Опекун! Совет!
Затем, обернувшись спиной к новоприбывшему, он спросил вполголоса:
– Почему этот человек так упорно смотрит на меня? Он месмерист?
– Нет, не месмерист! Он капиллотомист.
– Капиллотомист?
– Ну да, один из главных. Его годовое жалованье – полгросса львов.
– Полгросса львов? – машинально повторил удивленный Грэхэм.
– А у вас разве не было львов? Да, пожалуй, не было. У вас были тогда эти архаические фунты. Лев – это наша монетная единица.
– Но вы еще сказали… полгросса?
– Да, сир. Шесть дюжин. За это время изменились даже такие мелочи. Вы жили во времена десятичной системы счисления, арабской системы: десятки, сотни, тысячи. У нас же вместо десяти – дюжина. Десять и одиннадцать мы обозначаем однозначным числом, двенадцать или дюжину – двузначным, двенадцать дюжин составляют гросс, большую сотню; двенадцать гроссов – доцанд, а доцанд доцандов – мириад. Просто, не правда ли?
– Пожалуй, – согласился Грэхэм. – Но что значит кап… Как вы сказали?
– А вот и ваша одежда, – заметил русобородый, глядя через плечо.
Грэхэм обернулся и увидел, что сзади него стоит улыбающийся портной с совершенно готовым платьем в руках, а коротко остриженный мальчуган нажимом пальца толкает машину к лифту. Грэхэм с удивлением посмотрел на поданную ему одежду.
– Неужели… – начал он.
– Только что изготовлена, – ответил портной.
Положив одежду к ногам Грэхэма, он подошел к ложу, на котором еще так недавно лежал Грэхэм, сдернул с него прозрачный матрац и поднял зеркало. Раздался резкий звонок, призывающий толстяка. Русобородый поспешно прошел под арку.
С помощью портного Грэхэм надел комбинацию: белье, чулки и жилет, все темно-пурпурного цвета.
Толстяк вернулся от аппарата и направился навстречу русобородому, возвращающемуся с балкона. У них завязался оживленный разговор вполголоса, причем на лицах их выражалась тревога.
Поверх нижнего пурпурного платья Грэхэм надел верхнее из светло-синего атласа, которое удивительно шло к нему. Грэхэм увидел себя в зеркале хотя и исхудалым, небритым,
– Мне надо побриться, – сказал он, смотрясь в зеркало.
– Сейчас, – ответил Говард.
Услышав это, молодой человек перестал разглядывать Грэхэма. Он закрыл глаза, потом снова открыл их: подняв худощавую руку, приблизился к Грэхэму. Остановившись, сделал жест рукой и осмотрелся кругом.
– Стул! – воскликнул Говард, и тотчас же русобородый подал Грэхэму кресло.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал Говард.
Грэхэм остановился в нерешительности, увидав, что в руках странного юноши сверкнуло лезвие.
– Разве вы не понимаете, сир? – учтиво пояснил русобородый. – Он хочет побрить вас.
– А! – с облегчением вздохнул Грэхэм. – Но ведь вы называли его…
– Капиллотомист! Это один из лучших артистов в мире.
Русобородый удалился. Успокоенный Грэхэм поспешно сел в кресло. К нему тотчас же подошел капиллотомист и принялся за работу. У него были плавные, изящные движения. Он осмотрел у Грэхэма уши, ощупал затылок, разглядывал его то с одной, то с другой стороны; Грэхэм уже начинал терять терпение. Наконец капиллотомист в несколько мгновений, искусно орудуя своими инструментами, обрил Грэхэму бороду, подровнял усы и подстриг волосы. Все это он проделал молча, с вдохновенным видом поэта. Когда он окончил свою работу, Грэхэму подали башмаки.
Внезапно громкий голос из аппарата, находившегося в углу комнаты, прокричал: «Скорее, скорее! Весь город уже знает. Работа остановилась. Работа остановилась. Не медлите ни минуты, спешите!»
Эти слова испугали Говарда. Грэхэм увидел, что он колеблется, не зная, на что решиться. Наконец он направился в угол, где стояли аппарат и стеклянный шар. Между тем долетавший со стороны балкона гул усилился, раскаты его, подобно грому, то приближались, то удалялись.
Грэхэм не мог более вытерпеть. Взглянув на Говарда и увидав, что тот занят и не обращает на него внимания, он быстро спустился по лестнице в коридор и через мгновение очутился на том самом балконе, где недавно стояли трое незнакомцев.
5. ДВИЖУЩИЕСЯ УЛИЦЫ
Грэхэм подошел к перилам балкона и заглянул вниз. При его появлении послышались крики удивления, и шум многотысячной толпы усилился.
Площадь внизу казалась крылом гигантского сооружения, разветвлявшегося во все стороны. Высоко над площадью тянулись гигантские стропила и крыша из прозрачного материала. Холодный белый свет огромных шаров делал еле заметными слабые солнечные лучи, проникавшие сквозь стропила и провода. Кое-где над бездной, словно паутина, висели мосты, черневшие от множества пешеходов. Воздух был заткан проводами. Подняв голову, он увидел, что верхняя часть здания нависает над балконом, а противоположный его фасад сер и мрачен, испещрен арками, круглыми отверстиями, балконами и колоннами, башенками и мириадами громадных окон и причудливых архитектурных украшений. На нем виднелись горизонтальные и косые надписи на каком-то неизвестном языке. Во многих местах под самой кровлей были прикреплены толстые канаты, спускавшиеся крутыми петлями к круглым отверстиям противоположной стены. Внезапно его внимание привлекла крохотная фигурка в синем одеянии, появившаяся на противоположной стороне площади, высоко, у закрепления одного из канатов, перед небольшим выступом стены, и державшаяся за едва заметные издали веревки. Вдруг Грэхэм с удивлением увидал, как этот человечек одним махом прокатился по канату и скрылся где-то наверху в круглом отверстии.