Собрание сочинений в 19 томах. Том 4. Свидание в аду
Шрифт:
Оставалось решить одно: сделать Пимроузу сюрприз или заранее предупредить его.
Этот важный вопрос долго обсуждали и в конце концов решили все ему рассказать. Ведь тогда он сможет следить за приготовлениями к маскараду, и это будет для него развлечением.
В комнате больного состоялось долгое совещание, на котором все вместе выбирали костюмы.
Лорд Пимроуз улыбался.
– Да, да, тебе очень пойдет костюм супруги магараджи, Баба, – весело сказал он.
И Баба, отведя Бена в сторонку, радостно шептал:
– Видишь, как это
Весь день дворец бурлил, словно его обитатели и в самом деле собирались на бал. Максим де Байос отправился в город – за губной помадой и румянами. Слуги принесли с чердака сундуки, где были сложены различные платья, которые «Три пчелы» привозили из своих путешествий: вышитые блузки словацких крестьянок, сари из Непала, одеяния бедуинок, короткие штанишки тирольских женщин, брачные одежды евреек.
Кристиан Лелюк со странным удовольствием перебирал все эти ткани, расшитые золотом одежды, кружева.
Жан-Ноэль еще хорошо помнил то время, когда они с сестрой забавлялись, наряжаясь в различные костюмы. Бена и Баба, всегда любивших маскарады, охватило возбуждение, и все мало-помалу пришли в такой восторг, что совершенно позабыли о болезни Бэзила.
Друзья каждую минуту входили к нему в комнату, спрашивали, какого цвета помпончик сделать для его шапочки мандарина; потом Максим вдруг ворвался, громко крича: «Мы отыскали парик гейши! Он тебе еще больше подойдет!» Затем в комнату втолкнули Жан-Ноэля в блузке с широким вырезом и в полосатых чулках неаполитанской рыбачки.
– Как ты его находишь?
Некоторые маскарадные костюмы будили в памяти давние и приятные воспоминания:
– А помнишь, Бэзил, на балу во дворце Тормезе?..
Наконец появился принц Гальбани; он решил нарядиться куртизанкой эпохи Возрождения и попросил Пимроуза дать ему на время свой перстень с камеей, который был совершенно необходим для этого костюма.
– Понимаешь, на каждом пальце у меня должно быть несколько колец…
– Конечно, конечно, возьми его… Оно в левом ящике… – пробормотал Пимроуз слабым голосом.
– Знаешь, по-моему, ты посветлел, – заявил Бен, вглядываясь в лицо больного. – Да-да, безусловно посветлел. Вот увидишь, тебе не придется лежать даже пресловутые три недели.
Пимроуз попросил зеркало.
– Действительно, – сказал он, – я думал, ты говоришь только для того, чтобы меня подбодрить. Я и в самом деле немного посветлел.
И Бен поспешил сообщить добрую весть остальным. Тогда в комнату вбежал Баба.
– Послушай, только не надо уж слишком светлеть, – проговорил он шутливо, – а то ты перестанешь походить на гейшу!
Наконец в десять часов вечера все уселись обедать возле кровати больного. Под голову Бэзилу подложили несколько подушек, они должны были поддерживать роскошный черный парик с воткнутыми в него длинными булавками.
Кристиан Лелюк – с неизменной челкой на лбу – натянул на руки самые красивые перчатки из своей коллекции и надел черное бархатное платье с огромным
– Музыка! – воскликнул он, входя с друзьями в комнату Бэзила и подавая знак невидимому оркестру.
Однако Пимроуз выказал меньше восторга, чем ожидали. Бен был даже слегка обижен. Право же, ведь друзья столько хлопотали ради него, мог бы Пимроуз сделать небольшое усилие и взять себя в руки. Тем более что лицо его посветлело и, стало быть, оснований для тревоги уже не было.
– Я чувствую себя очень утомленным, вот и все, – едва слышно прошептал Пимроуз, отказавшись от приготовленного для него овощного супа.
Четверо ряженых уселись за стол. И оттого, что они каждый вечер обедали вместе, а также оттого, что развлечения этого дня были исчерпаны, все погрузились вдруг в сумрачное молчание; свечи бросали неяркий свет на постные лица, на эгреты, ленты, жемчуга и румяна.
Никто не находил темы для разговора. И в комнате воцарилась гнетущая тишина, слышно было только, как позвякивали вилки и ножи, ударяясь о дорогие фарфоровые тарелки.
Внезапно все посмотрели на Пимроуза. Парик гейши сполз у него на сторону. Голова запрокинулась, подбородок торчал вверх, затылок ушел в подушки. На лоб уселась муха, но больной как будто ее не замечал.
Обедающие разом положили вилки и с тревогой переглянулись. Особенно испугала их муха, маленькая черная муха, которая спокойно ползала по лбу Пимроуза.
– Бэзил, тебе плохо? – едва слышно спросил Максим де Байос.
Пимроуз пробормотал что-то неразборчивое, но не пошевелился и не прогнал муху.
– Может быть, послать за доктором? – предложил Жан-Ноэль.
Через несколько минут прибыл вызванный по телефону врач. Он с удивлением оглядел маскарадные костюмы присутствующих.
– Мы придумали это, чтобы развлечь его, – почувствовав себя неловко, пояснил Максим, наряженный как «супруга магараджи».
– Будьте любезны оставить меня наедине с больным и зажгите электричество, – сказал врач.
Осмотр занял не много времени. Муха снова уселась на лоб Пимроуза. Врач с тревогой отметил, что на ногах больного появились небольшие красные пятна.
В соседней комнате молча сидели четыре человека в маскарадных костюмах. «Придворная дама времен Генриха III» нервно шагала из угла в угол, «эстрадная певица» нетерпеливо поглаживала перчатки.