Собрание сочинений в 20 т. Том 14. Тайна трёх
Шрифт:
И если воистину мир спасет не только Сын, но и Мать, то это больше, чем миф. Возопит когда-нибудь все человечество к Ней, «теплой Заступнице мира холодного», как возопил Вавилон:
Царица всемогущая, милосердная Заступница,Нет иного прибежища, кроме Тебя!По сошествии в ад Небесной Матери, мать-земля перестает родить. Растения, животные, люди поражены бесплодием:
Сосцы свои от земли отвратила Низаба,Зреющей жатвы богиня.За ночь поля побелели,Едкою солью покрылись;Зеленьплачет пастушья свирель о Таммузе-Либлибу, Ростке непрорастающем.
Пастух сестре своей говорит:«Вот матка-овца ягненка покинула».Сестра пастуху говорит:«У матки-овцы плодородие связано;От ягненка она убегает с жалобным блеяньем…»Дальше стерто, можно только прочесть:
Разрушенье… Бушует потоп…Потоп – конец человечества первого, не нашего; но не предсказан ли и нам тот же конец? «Охладеет любовь» (Матф. XXIV, 12). Потухнет солнце любви – сердце мира – и в сердце человеческом наступит полярная ночь, чье ледяное дыхание мы уже чувствуем. Плодородие нашей земли уже не связала ли Мать? Не белеют ли едкою солью наши поля? Не убегает ли с жалобным блеянием матка овца от ягненка? И не о нашем ли конце это сказано: «Разрушенье – бушует потоп»?
Таммузовы плачи, или, как названы они в подлиннике, «плачевные песни флейт», дошли до нас в шумерийском списке третьего тысячелетия: значит, могли распеваться уже в кочевьях доавраамовых, но, может быть, и тогда уже были отзвуком неизмеримо большей древности.
Дики и скудны эти напевы: как будто слышится в них шелест ночного ветра в сухих камышах Евфрата, протяжное блеяние коз и овец, ночная перекличка пастухов между степными отарами; как будто пахнет от них жарким ветром степей, горькою полынью, свежею мятою, парным молоком и теплотою овечьего хлева.
Медленно восходят облака из-за холмов зеленеющих; медленно пасутся овцы и козы; медленно падают звуки пастушьей свирели, однообразно-унылые, – звук за звуком, как слеза за слезою.
О чем они плачут? О, конечно, не только об одном Человеке, но и обо всем человечестве.
«Дни человека, как трава; как цветок полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его» (Пс. CII, 15–16). – Эта судьба человека – судьба всего человечества.
Как увядающее мило!Какая прелесть в нем для нас,Когда болезненно и хило,Все то, что так цвело и жило,В последний улыбнется раз!Последняя улыбка человечества умершего сливается с первою улыбкою новорожденного, в этих напевах Таммузовых флейт.
Слова повторяются в песне, как звуки голоса в рыдании. Эти повторения утомительны для нас, но, может быть, для самих плачущих копится в них сила, подобная магической силе заклятий.
плачет богиня Иштар о Таммузе. Он – сын и супруг ее вместе, так же как Озирис – сын и супруг Изиды.
«О, мать моя! Жена моя» —говорит своей возлюбленной, Сольвейг, умирающий Пэр Гюнт (Ибсен).
Кто из любивших не чувствовал этого неземного предела земной любви – материнской нежности в ласках возлюбленной? Мать и Невеста – две на земле, а на небе – Одна: одна Звезда любви, восходящая утром и вечером.
Все пронзительнее звуки плачущих флейт, все заунывнее:
О, дитя мое, как долго ты лежишь!О, владыка бессильный, как долго ты лежишь!Мой Даму бессильный, как долго ты лежишь!Хлеба не буду вкушать,Пить я не буду воды…Умер владыка, умер Таммуз…Псы блуждают в развалинах дома его,На могильную тризну слетаются вороны…Плач похоронный в буре звучит,Звучит в непогоде свирель заунывная……Разрушение… Бушует потоп…Этим кончается все. Семь дней плача над гробом Человека Таммуза, как семь дней бури потопной над гробом человечества, а на седьмой – тишина.
Взглянул я на небо – и вот тишина;Весь же род человеческий в перст отошел…Сел я, поник и заплакал, —повествует Ной-Атрахазис о конце потопа. «Все изошло из праха и все отыдет в прах» (Еккл. III, 20). Смерть человека – смерть человечества.
Но и воскресение человека – воскресение человечества.
Бог Эа, отец Таммуза, чтобы спасти гибнущий мир, вынуждает царицу ада, Эрешкигаль, освободить богиню Иштар. Об этом повествуется с тою же загадочною краткостью, с какою все вавилонские мифы касаются самого святого и тайного, связующего миф с мистерией. Ясно одно: на дне ада бьет родник Живой Воды. Эрешкигаль велит окропить этой водой богиню Иштар и вывести ее из ада.
Конец мифа утерян, кроме последних стихов:
«В дни Таммуза играйте на флейте лапис-лазуревой,Играйте на звонком кольце корналиновом!Играйте, плакальщики, плакальщицы, радостно,Да восстанут из гробов своих мертвые,Вдыхая жертвенный дым!»О воскресении поют после плача и флейты Таммузовы.
Нисходит во ад богиня Иштар,Чтобы сердце Таммуза обрадовать,Озарить Овчарню Подземную,Воскресить Пастуха, в бессилье лежащего…И на другой шумерийской дощечке – та же воскресная песнь:
Велик, велик, Господь велик!..Вновь отверзает он очи свои,Вновь открывает уста свои,Возвращает земле плодородие…Небо высоко, Господь велик!