Собрание сочинений в 4-х томах. Том 3
Шрифт:
А когда они пришли наверх, Сенекаль отворил дверь в помещение, полное женщин.
В руках у них были кисточки, пузырьки, раковинки, стеклянные дощечки. По карнизу вдоль стены тянулись доски с гравированными рисунками; по комнате летали обрывки тонкой бумаги, а из чугунной печки шел невыносимый жар, к которому примешивался запах скипидара.
Работницы почти все были одеты самым жалким образом. Но среди них выделялась одна - в полушелковом платье и с длинными серьгами. У нее, стройной и в то же время пухленькой, были большие черные глаза и мясистые, словно у негритянки,
Правилами распорядка запрещалось есть в мастерских - мера, предусмотренная для соблюдения чистоты в работе и поддержания гигиены среди самих рабочих.
Сенекаль, то ли из чувства долга, то ли из склонности к деспотизму, еще издали закричал, указывая на объявление в рамке:
– Эй! Вы там! Бордоска! Прочтите-ка мне вслух параграф девятый!
– Ну, а еще что?
– А еще что, сударыня? А то, что вы заплатите три франка штрафа!
Она прямо в упор нагло посмотрела на него.
– Подумаешь! Хозяин вернется и снимет ваш штраф! Плевать мне на вас, дружочек!
Сенекаль, заложив руки за спину и прогуливаясь, точно классный надзиратель во время урока, только улыбнулся.
– Параграф тринадцатый, неповиновение, десять франков!
Бордоска опять принялась за работу. Г-жа Арну из приличия ничего не говорила, но нахмурила брови. Фредерик пробормотал:
– О! Для демократа вы слишком уж суровы!
Сенекаль менторским тоном ответил:
– Демократия не есть разнуздание личности. Это - равенство всех перед законом, разделение труда, порядок!
– Вы забываете о гуманности!
– сказал Фредерик.
Г-жа Арну взяла его под руку; Сенекаль, оскорбленный, может быть, этим знаком безмолвного согласия, удалился.
Фредерик почувствовал огромное облегчение. С самого утра он искал случая объясниться; случай представился. К тому же внезапное движение г-жи Арну словно таило в себе обещание; и он, будто затем, чтобы погреть ноги, попросил позволения пройти в ее комнату. Но когда он сел рядом с ней, им овладело смущение; неизвестно было, с чего начать. К счастью, ему на ум пришел Сенекаль.
– Нет ничего глупее такого наказания!
Г-жа Арну возразила:
– Строгость бывает необходима.
– Как? И это вы, такая добрая! О! Я обмолвился - ведь иногда вам нравится мучить!
– Я не понимаю загадок, друг мой.
И ее строгий взгляд, более властный, нежели слова, остановил его. Но Фредерик был намерен продолжать. На комоде оказался томик Мюссе.85 Он перевернул несколько страниц, потом заговорил о любви, о ее отчаянии и ее порывах.
Все
Молодой человек был обижен этим отрицанием, и, чтобы опровергнуть ее, он в доказательство привел самоубийства, о которых читаешь в газетах, стал превозносить знаменитые литературные типы - Федру, Ромео, де Гриё.86 Он сбился.
Огонь в камине погас, дождь хлестал в окна. Г-жа Арну сидела неподвижно, положив обе руки на ручки кресла; ленты ее чепца висели, точно концы повязки сфинкса. Ее чистый бледный профиль выделялся в темноте.
Ему хотелось броситься к ее ногам. В коридоре раздался скрип, он не посмел.
К тому же его удерживал какой-то благоговейный страх. Это платье, сливавшееся с сумерками, казалось ему непомерным, бесконечным, какой-то непреодолимой преградой, и его желание именно поэтому еще усиливалось. Но боязнь сделать слишком много или хотя бы достаточно отнимала у него способность здраво рассуждать.
«Если я ей не нравлюсь, - думал он, - пусть прогонит меня! Если же я ей по душе, пусть ободрит!»
И со вздохом сказал:
– Значит, вы не допускаете, что можно любить... женщину?
Г-жа Арну ответила:
– Если она свободна - на ней женятся; если она принадлежит другому - уходят.
– Итак, счастье невозможно?
– Отчего же! Но счастье нельзя найти в обмане, в тревогах и в угрызениях совести.
– Не все ли равно, если оно дает божественную радость!
– Опыт обходится слишком дорого.
Он решил прибегнуть к иронии.
– Значит, добродетель не что иное, как трусость?
– Лучше скажите: дальновидность. Даже для тех женщин, которые забыли бы долг и религию, может иногда быть достаточно простого здравого смысла. Эгоизм - прочная основа целомудрия.
– Ах! Какие у вас мещанские взгляды!
– Да я и не думаю быть знатной дамой!
В эту минуту прибежал маленький Эжен.
– Мама, пойдем обедать?
– Да, сейчас!
Фредерик поднялся; появилась Марта.
Он не мог решиться уйти и, обратив к г-же Арну взгляд, полный мольбы, сказал:
– Женщины, о которых вы говорите, верно очень бесчувственны?
– Нет! Но они глухи, когда надо!
Она стояла на пороге спальни, а рядом с ней двое ее детей. Он поклонился, не сказав ни слова. Она безмолвно ответила на его поклон.
Беспредельное изумление - вот что он испытывал в первую минуту. То, как она дала ему понять тщетность его надежд, совершенно убило его. Он чувствовал, что погиб, словно человек, упавший в пропасть и знающий, что его не спасут и что он должен умереть.