Собрание сочинений в 4-х томах. Том 3
Шрифт:
Вынув из кошелька три квадратных бумажки, она елейным юном спросила:
– Ведь вы возьмете?
Это были три билета на бенефис Дельмара.
– Как! На его бенефис?
– Ну да!
М-ль Ватназ, не пускаясь в объяснения, прибавила, что обожает его больше, чем когда-либо. По ее словам, актер был окончательно признан современной «знаменитостью» и воплощал в себе не то или иное лицо, а самый гений Франции, народ! У него «гуманная душа, ему понятно таинство искусства». Чтобы положить
– Там вы можете не говорить об этом... Боже мой, как поздно! Мне надо уходить... Ах, я чуть не забыла сказать адрес: улица Гранд-Вательер, четырнадцать.
Она уже стояла в дверях.
– Прощайте, человек, которого любят!
«Кто любит?
– спрашивал себя Фредерик.
– Что за странная особа!»
И ему пришло на память, что однажды Дюссардье сказал о ней: «О, многого она не стоит!», точно намекая на какие-то темные истории.
На другой день он отправился к Капитанше. Жила она в недавно выстроенном доме. Маркизы, затенявшие окна, выступали на улицу; на каждой площадке лестницы были зеркала в стене, перед окнами - карнизы с цветами, по ступеням спускалась полотняная дорожка. И того, кто входил с улицы, здесь обдавало приятной свежестью.
У Розанетты была и мужская прислуга - ему отворил лакей в красном жилете. В передней, словно в приемной у министра, сидели на скамейке женщина и двое мужчин - очевидно, поставщики - и ждали. Налево, через приоткрытую дверь столовой, видны были пустые бутылки на буфетах, салфетки на спинках стульев, а параллельно столовой тянулась галерея, где золоченые палки подпирали шпалеры роз. Внизу, во дворе, двое слуг, засучив рукава, чистили коляску. Их голоса доносились наверх, смешиваясь с прерывистым стуком скребницы о камень.
Лакей вернулся, сказал: «Барыня просят» - и провел Фредерика через вторую переднюю и большую гостиную, обтянутую желтой парчой, со шнурами по углам, соединявшимися на потолке и как будто переходившими в крученые ветви люстры. Прошлою ночью здесь, очевидно, пировали: на консолях еще оставался пепел сигар.
Наконец он очутился в своего рода будуаре, который тускло освещался окнами с цветным стеклом. Над дверью красовались вырезанные из дерева трилистники; за балюстрадой три пурпурных матраца служили диваном, а на них валялась трубка платинового кальяна. Над камином вместо зеркала висела этажерка в виде пирамиды, и на полочках ее размещалась целая коллекция диковинок: старинные серебряные часы, богемские рожки, пряжки с драгоценными каменьями, пуговицы из нефрита, эмали, китайские идолы, византийский образок богоматери в ризе из позолоченного серебра, - и все это в золотистом сумраке сливалось с голубоватым ковром, с перламутровым отблеском от табуретов, с коричневой рыжеватой кожаной обивкой стен. По углам на тумбочках стояли бронзовые вазы с букетами цветов, распространявшими тяжелое благоухание.
Розанетта появилась в розовой атласной курточке, в белых кашемировых шароварах, с ожерельем из пиастров и в красной шапочке, вокруг которой вилась ветка жасмина.
Фредерик не мог скрыть своего изумления; овладев собой, он сказал, что принес «требуемое», и подал ей банковый билет.
Она посмотрела на него весьма удивленно, он же, не зная, куда положить ассигнацию, продолжал держать ее в руке.
– Берите
Она схватила ее и бросила на диван.
– Вы очень любезны!
Нужно это было для уплаты ежегодного взноса за участок земли в Бельвю. Фредерик был обижен такой бесцеремонностью. Впрочем, тем лучше! Это отместка за прошлое.
– Садитесь!
– сказала она.
– Вот сюда, поближе, - и перешла на серьезный тон: - Прежде всего я должна поблагодарить вас, дорогой мой: вы для меня рисковали жизнью.
– О, какие пустяки!
– Что вы! Это так прекрасно!
Благодарность Капитанши смущала его, ибо, должно быть, она думала, что дрался он исключительно из-за Арну, который, сам воображая это, очевидно, не выдержал и рассказал ей.
«Она, пожалуй, смеется надо мной», - размышлял Фредерик.
Делать здесь ему было нечего, и, сославшись на деловое свидание, он поднялся.
– Нет, нет! Оставайтесь!
Он снова сел и похвалил ее костюм.
Она удрученно ответила:
– Князь любит, чтобы я так одевалась! И еще надо курить из этих штук, - прибавила Розанетта, показывая кальян.
– А что, не отведать ли? Хотите?
Принесли огня; металлический сплав накалялся медленно, и Розанетта от нетерпения затопала ногами. Потом ее охватила какая-то вялость, и она неподвижно лежала на тахте, подложив подушку под руку, слегка изогнувшись, поджав одну ногу, а другую вытянув совершенно прямо. Длинная змея из красного сафьяна, лежавшая кольцами на полу, обвилась вокруг ее руки. Янтарный мундштук она поднесла к губам и, щуря глаза, глядела на Фредерика сквозь дым, окутавший ее своими клубами. От дыхания Розанетты клокотала вода, и время от времени слышался ее шепот:
– Милый мальчик! Бедняжка!
Он старался найти приятную тему для разговора; ему вспомнилась Ватназ.
Он сказал, что она, по его мнению, была очень нарядна.
– Еще бы!
– ответила Капитанша.
– Счастье ее, что я существую!
– и ни слова не прибавила: столько умолчаний было в их разговоре.
Оба чувствовали какую-то принужденность, что-то мешало им. Розанетта действительно считала себя причиной дуэли, которая льстила ее самолюбию. Ее очень удивило, что он не поспешил явиться к ней - похвастать своим подвигом, и, чтобы заставить его прийти, она и придумала, что ей нужны пятьсот франков. Почему же в награду он не просит ласки? То была утонченность, приводившая ее в изумление, и в сердечном порыве Розанетта предложила ему:
– Хотите, поедемте с нами на морские купанья?
– С кем это - с нами?
– Со мной и моим гусем. Я, как в старинных комедиях, буду говорить, что вы мой двоюродный брат.
– Слуга покорный!
– Ну, так вы наймите себе квартиру поблизости от нас.
Прятаться от богатого человека ему казалось унизительным.
– Нет, это невозможно!
– Как угодно!
<