Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Викентий постучался в дверь. Приоткрылось окошечко.
— Кто? — раздался гнусавый голос.
— Это я, бабка. А ну, открывай.
Дверь открылась.
— Миленок ты наш, проходи, проходи.
В избе устрашений было еще больше: черный ворон сидел на столе, покрытом черной тряпицей, рядом лежали какие-то кости и человеческий череп. На стенах были развешаны пучки остро пахнувших трав. Перед иконой горела толстая черная свеча. Огромный рыжий кот лежал на кровати, зеленые глаза его мерцали в полумраке.
Павша, одетый в белый балахон до щиколоток, сидел на полу и строил что-то из щепок; Викентия он встретил пронзительным смехом.
Увидев попа, бабка обмерла от страха. Сложив ладони горсткой, она попросила благословения. Викентий как бы не заметил ее жеста.
— Ну, — спросил он сурово, в чем грешна, старая?
— Ни в чем, ни в чем, касатик.
— Никого не отравила?
— Да что ты, батюшка! — возопила бабка.
— Смотри у меня!.. А обманы свои не прекратила, а?
— Они, кормилец, сами себя обманывают, проклятущие. Ходют, окаянные, просют. Даю кое-чего, абы не во вред.
— Откуда же ты знаешь, что вредно, что нет? Что ты понимаешь в травах? Где ты этому делу училась?
— Насчет трав, кормилец, не скажи. Травы я знаю. А ежели в чем сумлеваюсь, я Павше на пробу даю. Ежели его не схватит, я людям даю.
— Ну, попомни умрет кто от твоих трав, шагать тебе по Владимирке.
— А ведь эти дуры бабы чего делают, — рассмеялась бабка Они к фершалице, к Настасье Филипповне, за порошками идут, и ко мне за снадобьем. Смешают и пьют. Поди разберись, от кого смерть: от меня ай от фершалицыных порошков.
— Вот как ты заговорила… Ну, смотри!..
— И то, батюшка, осматриваюсь.
— Вот я расскажу земскому про твое знахарство…
— А он сам у меня пользуется, Микита-то Модестович. Чего-то душой занедужил. Мужики, слышь, супротив него встали Доктора не понимают, а я пользую.
— Почему у тебя череп на столе? — строго спросил Викентий. — Ты знаешь, чем это пахнет?
Фетинья заголосила. Павша захныкал.
— Павша это, — причитала Фетинья. — Павша, дурак, нашел на погосте череп, в дом притащил. Без ума он, без понятиев.
— Я вот тебе дам «без ума-понятиев». А свечу черную тоже он притащил и перед иконой поставил?
— А свечу, касатик ты наш, прохожий монах забыл. Мне какую свечку ни жечь, абы свет был.
Викентий притушил черную свечу.
— Ох, хитра ты, бабка!..
— И то, есть это во мне. — Фетинья смиренно передернула коротким носом. — А и в ком хитрости нету, батюшка?
— Ты в бога-то веруешь ли?
— Батюшка, ай я нехристь, ай у меня хрестьянского имени нету? — ужаснулась старуха.
— Ахх-ха! — загрохотал
— Замолчи! — прикрикнула на него Фетинья.
— Ну, вот что, бабка. Тебе в губернию придется ехать.
— В губернию? — ахнула бабка. — Ай в тюрьму меня закатать хочешь, безвинную?
— Перестань! Вот тебе десятка. Поедешь в Тамбов, явишься на архиерейское подворье, к архиерею, поняла?
— Поняла, поняла. Оссподи, да за что же меня к архиерею-то?
— Слушай. Скажешь там, что вызвана владыкой. Он болен, животом мучается. Доктора не вылечили, хочет знахарку попробовать. — Викентий усмехнулся. — Я ему о тебе сказал, и вот десятка от него — тебе на дорогу.
— Оссподи, свет ты наш… Ввек не забуду! Уж кого-кого, а тебя от любой беды-немочи спасу. Дай ручку поцеловать, милостивец. Я его враз вылечу, владыку-то. В таком деле надо в живот кислое вогнать, аль кислое из него убрать. Павша, дурак, кланяйся милостивцу.
Фетинья, изловчившись, поймала и облобызала руку Викентия. Павша, сидя на полу, безумно хохотал.
Этот день был началом блистательной карьеры бабки Фетиньи.
Возвышение ее, о котором ни Викентий, рекомендуя бабку преосвященному Георгию, ни сам владыка, ни тем более бабка не помышляли, произошло при следующих, почти невероятных обстоятельствах: Фетинья вылечила архиерея травами и ей одной известными настойками.
Владыка рассказывал об искусстве Фетиньи направо и налево.
Известная тамбовская барыня, статс-дама Нарышкина, в очередном письме своему давнему приятелю Константину Петровичу Победоносцеву упомянула о бабке, обладавшей чудесным даром лечения старинными народными средствами. Победоносцев, зная, что его бывший воспитанник, а ныне император Николай, мучается головными болями от удара шашкой, полученного в Японии, насторожился. Профессора не помогали царю: быть может, поможет народный лекарь? Он написал тамбовскому архиерею, требуя точных сведений. Архиерей дал Фетинье отличную рекомендацию.
Вслед за тем в Тамбов прибыло спешное распоряжение: тамбовскому архиерею прибыть незамедлительно в Петербург вместе с бабкой.
Когда Фетинья узнала, куда она вознеслась, ее чуть не хватил кондрашка. Она побежала к Луке Лукичу (были у них какие-то дела в молодости). Лука Лукич сказал, что думать тут нечего, ехать надо, и заставил бабку дать перед иконой клятву, что, если в самом деле Фетинья достигнет царских палат, она упросит государя принять и выслушать Луку Лукича.
— Я вслед за тобой поеду к Питер, — сказал Лука Лукич. — Ты разыщи меня на постоялом дворе. — Он подробно рассказал Фетинье, где она сможет найти его в столице. — Ежели миру поможешь, за нами дело не станет, понятно?