Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Одиночество

Вирта Николай Евгеньевич

Никита Семенович об Андрее ничего не знал. Вошел Листрат.

2

Поздоровавшись с Листратом, Фрол Петрович спросил:

— А что, Листрат Григорьевич, Москва-то ваша еще?

— Да ты очумел? — Листрат с недоумением воззрился на Фрола Петровича.

— А ты скажи, кому говорю! У нас болтают, вся ваша партия против Ленина встала. Попы молебны служат, дым у нас коромыслом.

— Эх, зря тратятся! — рассмеялся Листрат. Панихиды, Фрол Петрович, служить надо.

— О!

Это по кому же?

— По Антонову, по Антонову. При последнем издыхании.

— Брось шутки шутить! — Фрол Петрович насупился. — Антонов… Жив и здоров, и нос в табаке.

— Ничего, — возразил Листрат, — пусть перед смертью побалуется. Скоро мы тут порядочки наведем. Ты слушай, — с воодушевлением начал Листрат. — Ленин в Тамбов Антонова-Овсеенко прислал от власти и партии уполномоченным. У-у, дельный человек! О ту пору я в Питере в Красной гвардии служил, под его началом был. Уж он покажет вашему Антонову!..

— Что-то ты больно храбёр приехал? — скрывая восхищение ладной, статной фигурой Листрата и его горящими глазами, спросил Фрол Петрович. — Уж не армию ли приволок?

— Армию не армию, а подкрепление подкинули. Пулеметы, орудия, продовольствие притащил.

— Орудия, пулеметы? — с помрачневшим лицом повторил Фрол Петрович. — Нет, Григорьевич, не такие слова я от тебя услышать хотел. Опять, стало быть, кровищу лить?

— Без кровищи не обойтись, — угрюмо заметил Листрат. — Но и мир недалече. Собрал товарищ Овсеенко коммунистов со всех уездов, объяснил, что и как… Езжайте, мол, домой, успокойте народ, к пахоте бы готовился, очень нам хлеб нужен. И еще сказал: вот-вот мужику великое облегчение выйдет.

— Какое же? — оживился Фрол Петрович.

— Слух идет, будто разверстку ломать будут.

— Тогда каюк Антонову, — сказал Никита Семенович.

Не верю, не верю! — вырвалось у Фрола Петровича.

— Твое дело. Вашего брата вскорости на мужицкую конференцию в Тамбов позовут. Там, поди, и объявят насчет облегчений. Товарищ Овсеенко сказал: бумагу, мол, о том пишем товарищу Ленину.

— Опять бумага! — горестно прошептал Фрол Петрович. — Ну, вот что… Бумаги бумагами, а мне от самого Ленина надо твердое слово насчет мужика услыхать. К нему пойду. И насчет Андрея душа моя на куски рвется. Пропал человек ни за что ни про что. Ленину скажу: пусть разыщет Андрея, и без того от него не уйду. И что сказал — сделаю. Мое слово — кирпич.

— Насчет Андрея тебе с Лениным говорить нечего. Он в тамбовской тюрьме сидит.

Фрол Петрович так и ахнул.

— Это за что ж?

— В комитете был, вот и сидит. — Листрат насупился. — Я товарищу Антонову-Овсеенко о нем помянул. Обманули, мол, его, а мужик сам по себе вполне безвинный. Сказал: разберется.

— Ахти, в тюрьме, болезный! — горько вырвалось у Фрола Петровича. — Дак я к вашему Антонову самолично пойду,

кулаком об стол грохну, чтоб выпустил Андрея в одночасье. А от него к Ленину.

— Да товарищ Антонов-Овсеенко тебе и без Ленина это объяснит, упрямая башка! — улыбаясь, заметил Листрат.

— У вас свой Антонов, у нас свой. Может, и тот обманщик. Нет у меня веры никаким Антоновым. И не спорь со мной.

Листрат развел руками. Вмешался Никита Семенович.

— А что, пускай идет! Иди, иди, Фрол, к Ленину. К нему много народу ходит!

— И пойду, — упрямо сказал Фрол Петрович. — Подаянием питаться буду, а добреду. Только пустят ли нас к нему? — усомнился он.

— Пустят-то пустят, — отвечал задумчиво Листрат. — В Тамбове рассказывали: один мужик к нему приперся, у него корову отобрали. Ну, он к Ленину. Тот взялся за обидчиков… Ох, и досталось же им!

— Стало быть, строгонек? — Фрол Петрович с необыкновенным вниманием слушал Листрата.

— А ты думал! Государственная голова — во все вникает, и в великое и в малое! Его сорок держав побаиваются. А сам он человек, говорят, простой, ростом невелик и в лапту играть любит!

— Эка! — восторженно вскрикнул Фрол Петрович. — Поди, в хоромах живет?

— Какое в хоромах! Квартирка, говорят, так себе, ничего особенного! Но нраву — характерного! «Чтобы мне, — говорит, — этого подлеца Антонова в три счета прикончить!»

— Скажи, пожалуйста! Он что же: коммунист ай большевик?

— Это я тебе в момент разобъясню, — вызвался Никита Семенович. — Большевик, Фрол, это само по себе, а коммунист, это, обратно, само по себе… Ленин — он большевик, а вот Листрат помоложе, он, выходит, коммунист.

— Это пошто же они по-разному кличутся?

— Для порядка и, обратно, для отлички. Но, скажу, точка у них одна: что у этого, что у энтого. Ты, Фрол, иди к нему без сомнения. Поди, расспроси хорошенько… Когда, мол, товарищ Ленин, полное замирение выйдет, устал, мол, народ воевать, пахать бы ему, сеять. — И такая тоска прозвучала в словах коммунара, соскучившегося по дому, по хозяйству и земле, что Фрол Петрович слезу пустил, а потом сказал:

— Ты уж на меня понадейся. Все выложу. Я к нему с полным сурьезом пойду.

— Желаешь, довезем тебя до Тамбова, — предложил Листрат. — К вечеру поезд туда пойдет. А там и до Москвы недалече.

— Это ты меня ублаготворишь, Листрат Григорьевич, — солидно согласился Фрол Петрович. — Буду ехать, а где и пешочком идти, мужицкое горе узнавать, чтоб все как есть Ленину выложить.

Глава седьмая

1

Но что же делает Антонов-Овсеенко, полномочный представитель ВЦИК, комиссия, в которую вошла вся высшая власть Тамбова и специальный представитель ВЧК?