Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Шрифт:
Нам принесли еду и выпивку.
— Тогда пожелай нам удачи… Смотри, в меню «котлеты» через «а»…
— Не понял?
— Я ведь заехала проститься. Если ты не согласен, мы уезжаем одни. Это решено.
— А Маша?
— Что Маша? Ради нее все это и делается. Ты дашь справку…
— Какую справку? Подожди, давай выпьем…
— Что у тебя нет материальных претензий. У тебя есть к нам материальные претензии?
— Чепуха какая-то…
— Значит, дашь справку?
— А если нет?
— Тогда
— И ты поедешь одна?
— Не знаю… Нет… Я думаю, ты этого не сделаешь. Ты, в принципе, не злой.
— При чем тут доброта? Речь идет о живом человеке. А если дочка вырастет и скажет… Как ты можешь решать за нее?
— Кому же решать-то? Тебе? Ты свою жизнь исковеркал, мою жизнь исковеркал…
— Все не так уж безнадежно.
— Советую тебе подумать.
— Мне нечего думать… Какие-то идиотские справки… Для чего ты все это затеяла? Я же не пью, работаю… Жизнь наладится, вот увидишь.
— Сам же говорил: «Кто начал пить, тот будет пить!»
— Это не я. Это какой-то англичанин… Будь он проклят!
— Не важно… С тобой здороваются.
Я оглянулся. В дверях стояли Митрофанов и Потоцкий. Я обрадовался тому, что можно прекратить этот разговор. Мне бы, думаю, только уложить ее в постель…
— Знакомьтесь, — говорю, — присаживайтесь.
Стасик церемонно поклонился:
— Беллетрист Потоцкий. Член эс эс писателей.
Митрофанов безмолвно кивнул.
— Садитесь.
— Я уже сидел, — юмористически высказался Потоцкий.
Митрофанов безмолвствовал.
Я понял, что они без денег, и сказал:
— Жена приехала. Так что угощаю.
И отправился в буфет за пивом. Когда я вернулся, Потоцкий что-то оживленно говорил моей жене. Я понял, речь идет о его таланте и бесчинствах цензуры. Что не помешало ему отвлечься:
— Пиво? Боюсь, не оросит…
Пришлось мне идти за водкой. К этому времени официантка принесла бутерброды и салат.
Потоцкий страшно оживился.
— Мне — полную, — сказал он и добавил: — Люблю полненьких.
Володя по-прежнему молчал. Стасик заметил мой удивленный взгляд. Объяснил, показывая на Митрофанова:
— Ему, понимаешь, оса залетела в рот.
— Господи, — сказала моя жена, — она и сейчас там?
— Да нет. Он, понимаешь, заканчивал экскурсию в монастыре. И тут ему в рот залетела оса. Вовка, извиняюсь, харкнул, но она успела его долбануть. Теперь говорить не может — больно.
— И глотать больно? — спросила Таня.
Володя энергично замотал головой.
— Глотать не больно, — объяснил Потоцкий.
Я налил им водки. Мою жену явно тяготила эта компания.
— Как вам нравится заповедник? — спросил Потоцкий.
— Есть чудные места. Вид на Савкину Горку,
Митрофанов вдруг напрягся.
— Ы-ы-а, — проговорил он.
— Что? — спросила моя жена.
— Ы-ы-а, — повторил Митрофанов.
— Он говорит — «фикция», — разъяснил Потоцкий. — Он хочет сказать, что аллея Керн — это выдумка Гейченко. То есть, аллея, конечно, имеется. Обыкновенная липовая аллея. А Керн тут ни при чем. Может, она и близко к этой аллее не подходила.
— А мне нравится думать, что именно там Пушкин объяснился с этой женщиной.
— Она была куртизанкой, — сурово уточнил Потоцкий.
— Фо-фо ху-ха, — добавил Митрофанов.
— Володя хочет сказать — «просто шлюха». И, грубо выражаясь, он прав. Анна Петровна имела десятки любовников. Один товарищ Глинка чего стоит… А Никитенко? И вообще, путаться с цензором — это уже чересчур!
— Цензура была другая, — сказала моя жена.
— Любая цензура — преступление, — ухватился Стасик за близкую ему тему.
Он снова выпил и еще более разгорячился.
— Вся моя жизнь — это борьба с цензурой, — говорил он, — любая цензура — издевательство над художником… Цензура вызывает у меня алкогольный протест!.. Давайте выпьем за отмену цензуры!
Стасик еще раз выпил и таинственно понизил голос:
— Антр ну! Между нами! Давно вынашиваю планы эмиграции. Имею ровно одну тридцать вторую часть еврейской крови. Мечу на должность советника президента. Храню утраченный секрет изготовления тульских пряников…
— А-а-а, — сказал Митрофанов.
— Что значит — «нажрался»? — возразил Потоцкий. — Да, я выпил. Да, я несколько раскрепощен. Взволнован обществом прекрасной дамы. Но идейно я трезв…
Воцарилась тягостная пауза. Затем кто-то опустил пятак в щель агрегата «Меломан». Раздались надрывные вопли Анатолия Королева:
…Мне город протянулладони площадей,желтеет над бульварами листва…Как много я хотел сказать тебе,но кто подскажет лучшие слова?!.— Нам пора, — говорю, — заказать еще водки?
Стасик потупился, Мирофанов энергично кивнул.
Я заказал, расплатился, мы встали.
Потоцкий тоже вскочил и щелкнул стоптанными каблуками:
— Как говорили мои предки-шляхтичи — до видзення!
Митрофанов грустно улыбнулся…
Короткая дорога вела через лес. Из-за деревьев тянуло сыростью и прохладой. Нас обгоняли бесчисленные велосипедисты. Тропинка была пересечена корнями сосен. Резко звякали обода.
Таня говорила: