Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести
Шрифт:
— Очередная оригинальность, — сквозь зубы процедил Адам. — Вам холодно! А каково тем, кто в блиндажах и траншеях?
— Они начинают потихоньку вылезать из своих нор и сдаваться, — заметил Зейдлиц. — Кстати, Адам, спросите командующего, что делать с русскими пленными. Мне нечем кормить их. Конина на исходе.
— Хорошо.
— Я принес подарок командующему. — Зейдлиц вынул из кармана продолговатую пачку.
— Что это? — спросил Шмидт.
— Печенье.
— Позвольте, позвольте! —
— Нет. — Адам прочитал надпись на пачке. — Это русское. Как оно попало к вам?
Адъютант нашел в блиндаже, покинутом русскими солдатами.
Шмидт вскрыл пачку, попробовал печенье.
— Прелесть, черт побери. Что-то с кофе или с какао. Однако они мастера, эти русские!
— У русских вообще превосходная еда, — авторитетно заметил Адам. — Я как-то обедал у русского военного атташе в Берлине. Какие там были блюда, какая рыба!.. А водка!..
Шмидт зацокал языком. Русскую водку он пил не раз и находил, что лучше ее ничего из спиртного во всем мире нет.
Вошел офицер и что-то шепнул Шмидту на ухо. Тот вскочил, судорожно рванул дверь и выбежал в коридор.
— Что такое? — насторожился Адам.
— Может быть, какой-нибудь радиоперехват. — Зейдлиц прикурил от сигареты Адама. — Скажу по секрету, Адам, в армии началось повальное разложение. Только такие негодяи, как Шмидт, озабоченные спасением своей шкуры, не хотят замечать чудовищного упадка дисциплины в армии. Вчера вы слышали? Генерал Даниэльс сдал свою дивизию русским.
— Полно вам!
— Да, да, с дивизионным оркестром вышел на передний край, выкинул белый флаг и первым отдал русским оружие. Неужели это скрыли от командующего? Да, слушайте, мне рассказали историю с комендантом города… Жаль, что командующий не пристрелил его. Чем все это кончилось?
— Назначен новый комендант. На днях он получил приказ Гиммлера сжечь все трупы, а кости раздробить. Прислана специальная костедробильная машина. Это они посылают нам вместо еды.
— Все ямы не вскроешь, Адам, и все трупы не сожжешь. Тяжел будет ответ народа за все это. Мы восстановили против себя почти весь мир.
Шмидт бурей ворвался в приемную.
— Немедленно будите командующего, Адам! Русские предлагают нам почетную капитуляцию. — Руки Шмидта тряслись, тряслась листовка, которую он держал. — Вот это они сбрасывают с самолетов.
Адам торопливо вошел в комнату командующего.
— Хо-хо! — весело сказал Зейдлиц. — Пока мы думали-гадали о выходе из положения, его придумали за нас русские.
— Отстаньте! — окрысился Шмидт. — Впрочем, теперь у нас есть шанс…
— Спасти шкуры?
— Жизни тысяч солдат, с вашего разрешения.
—
— Генералу надлежит быть там, где его часть, — с намеком прошипел Шмидт.
— Ничего, я еще успею попасть в свою часть к моменту капитуляции.
— Господи, — вдруг вырвалось у Шмидта, — хоть бы кто-нибудь из разумных людей посоветовал фюреру принять капитуляцию!
— Ага! — рассмеялся Зейдлиц. — И вас проняло?
— Прошу, — сказал Адам, появляясь в дверях.
Шмидт первым вбежал в кабинет командующего.
Неторопливо прошел за ним Зейдлиц. Адам прикрыл дверь.
— Вот… Вот бумага! — глотая слова, прокричал Шмидт. — От командования русского фронта, от Рокоссовского!
Паулюс поморщился.
— Ну, это еще не предлог, чтобы кричать на весь подвал, Шмидт, — Он обернулся к Зейдлицу, протянул ему руку. — Спасибо за новогоднее шампанское.
— Я не мог прийти к вам, как обещал. Был болен, господин генерал-полковник.
— Бумагу, Шмидт.
Вооружившись очками, командующий сел за стол и начал читать листовку. Остальные стояли за его спиной в полном молчании.
Листовка читалась долго. Потом Паулюс, аккуратно сложив ее, отдал Шмидту.
— Они требуют безоговорочной капитуляции, гарантируют солдатам и офицерам сохранение жизни и сразу после окончания войны — возвращение в Германию. — Генерал-полковник помолчал. — Завтра, девятого января, в десять ноль-ноль, мы должны дать ответ. Если он будет отрицательным или если мы не пошлем парламентеров… Господа генералы, вы сами понимаете, что за этим последует.
— Стало быть, их разведке известно, в каком мы положении, — задумчиво сказал Зейдлиц.
— Нет, нет, вздор! Им просто очень важен этот узел железных дорог, — поспешно возразил Шмидт.
— Какая разница! — отмахнулся Адам.
— Большая, очень большая.
— Перестаньте! — остановил их командующий. Он сидел, устремив взгляд во двор. Долго он молчал, потом повернулся к Зейдлицу. — Вы верите их словам о том, что они озабочены обоюдным прекращением кровопролития?
— Почему бы и нет? Разве им не дорога жизнь каждого солдата, как и нам с вами, господин командующий?
— Это не в лесть вам, — начал генерал-полковник, — но я считаю вас, Зейдлиц, самым порядочным и самым благоразумным человеком из моих генералов. Как бы вы поступили на моем месте?
— Я бы употребил все красноречие, — с жаром отвечал Зейдлиц, — чтобы убедить фюрера в бесполезности сопротивления. Господин командующий, армия разлагается, люди сдаются в плен без всяких приказов, генерал Даниэльс сложил оружие и оголил фронт…