Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 1. Я, Клавдий
Шрифт:
Август был удивлен.
— Кто бы это мог быть? Ума не приложу. Я ничего об этом не слышал. Что происходит? Тайный роман под литературным соусом?
— Нечто в этом роде, — сказал, улыбаясь, Медуллин. — Я разговаривал с молодым человеком, и, несмотря на его физические недостатки, он мне понравился. Он еще себя покажет. У него открытая и благородная натура, а своей ученостью он произвел на меня весьма большое впечатление.
Не веря ушам, Август спросил:
— Неужто ты имеешь в виду Тиберия Клавдия?
— Да, именно его, — сказал Медуллин.
Внезапно лицо Августа
— Послушай, Медуллин, старый друг, ты бы не возражал, если бы Клавдий стал мужем твоей внучки? Если ты согласишься на этот брак, я буду очень рад устроить его. Номинально глава дома сейчас Германик, но в подобных делах он прислушивается к советам старших. Спору нет, не всякая девушка сумеет преодолеть свое отвращение к глухому и хромому заике, и мы с Ливией, естественно, не хотели его никому навязывать. Но если твоя внучка по собственной воле…
Медуллин сказал:
— Девочка сама заговорила со мной об этом браке и очень тщательно взвесила все «за» и «против». Она говорит, что Тиберий Клавдий — скромный, правдивый и добрый юноша, что из-за хромоты его никогда не отправят на войну и не убьют…
— И он не будет бегать за другими женщинами, — смеясь, закончил Август.
— …И что глух он только на одно ухо, а что до его здоровья вообще…
— Плутовка, верно, рассудила, что на ту «ногу», которая более всего заботит честных жен, он не хромает. И правда, почему он не может стать отцом вполне здоровых детей? Мой старый, хромой, запаленный жеребец Буцефал произвел больше победителей в гонках, чем любой другой племенной конь в Риме. Но, шутки в сторону, Медуллин, твой род — один из самых почтенных, и семья моей жены будет горда породниться с вами. Ты серьезно хочешь сказать, что одобряешь этот союз?
Медуллин ответил, что девочку могла ждать куда худшая участь, не говоря уж о неожиданной чести вступить в родство с самим отцом отчизны.
Так вот, его внучка, Медуллина, была моей первой любовью, и, клянусь, во всем свете было не сыскать такого прелестного создания. Я встретил ее летом в Саллюстиевых садах, куда меня привел Сульпиций, так как Афинодор был болен. Дочь Сульпиция была замужем за дядей Медуллины, Фурием Камиллом, выдающимся воином, который шесть лет спустя был назначен консулом. Когда я увидел ее впервые, я был поражен не только ее неожиданным появлением — она подошла ко мне со стороны глухого уха в то время, как я был поглощен чтением, и когда я поднял глаза от книги, она стояла, склонившись надо мной, и смеялась, — но и ее красотой. Медуллина была тоненькая, с густыми черными волосами, белой кожей и темно-синими глазами, движения ее были быстрые и легкие, как у птички.
— Как тебя зовут? — спросила она дружески.
— Тиберий Клавдии Друз Нерон Германик.
— О, боги, так много имен! Меня зовут Медуллина Камилла. Сколько тебе лет?
— Тринадцать, — сказал я, ни разу не заикнувшись.
— Мне только одиннадцать, но, спорю на что угодно, я перегоню тебя, если мы побежим к тому кедру и обратно.
— Значит, ты чемпионка по бегу, да?
— Могу перегнать любую девочку в Риме и своих старших братьев —
— Боюсь, ты выиграешь за мой невыход на состязание. Я совсем не могу бегать, я — хромой.
— Ах, бедняжка! Как же ты сюда добрался? Хромал всю дорогу?
— Нет, Камилла, в носилках, как ленивый старик.
— Почему ты называешь меня вторым именем?
— Потому что оно больше тебе подходит.
— Откуда ты это знаешь, умник?
— Этруски дают имя «Камилла» юным охотницам — жрицам Дианы. С таким именем просто нельзя не быть чемпионкой по бегу.
— Мне это нравится. Я никогда не слышала об этом. Я велю всем моим друзьям звать меня теперь Камилла.
— А ты зови меня Клавдий, ладно? Это имя подходит мне. Оно означает «калека». Дома меня зовут Тиберий, но это неподходящее для меня имя, ведь в Тибре очень быстрое течение.
Камилла рассмеялась.
— Хорошо, Клавдий. А теперь расскажи мне, что ты делаешь целыми днями, если не можешь бегать с другими мальчиками.
— Читаю, главным образом, и пишу. В этом году я прочитал кучу книг, а сейчас всего лишь июнь. Эта — на греческом.
— Я еще не умею читать по-гречески. Я только выучила алфавит. Дедушка сердится на меня — отца у меня нет, — думает, что я ленюсь. Конечно, когда говорят по-гречески, я понимаю, нас всегда заставляют говорить по-гречески за едой и когда приходят гости. О чем эта книжка?
— Это часть «Истории» Фукидида. Я как раз читаю про то, как один политик, кожевник по имени Клеон, стал критиковать полководцев, окруживших Спарту. Он сказал, что они не проявляют должного старания и что если бы он командовал греками, он бы через двадцать дней забрал в плен всю армию спартанцев. Афинянам так надоело его слушать, что они поймали его на слове и назначили главнокомандующим.
— Забавно. И что же дальше?
— Он сдержал обещание. Он выбрал хорошего начальника штаба и сказал, пусть воюет, как хочет, лишь бы выиграл битву. Тот знал свое дело, и через двадцать дней Клеон привез в Афины сто двадцать спартанцев высшего ранга.
Камилла сказала:
— Я слышала, как мой дядя Фурий говорил, что самый умный вождь тот, кто выбирает умных людей, чтобы они за него думали.
Затем добавила:
— Ты, наверно, много всего знаешь, Клавдий.
— Считается, что я — круглый дурак, и чем больше я читаю, тем большим слыву дураком.
— Я думаю, ты очень умный. Ты так хорошо рассказываешь.
— Но я заикаюсь. Мой язык не поспевает за мыслями. Он тоже из Клавдиев.
— Может быть, это просто робость. У тебя ведь мало знакомых девочек?
— Да, — сказал я, — и ты- первая, кто надо мной не смеется. Вот если бы нам с тобой хоть изредка встречаться, Камилла! Ты не можешь научить меня бегать, но я могу научить тебя читать по-гречески. Ты бы хотела?
— Очень. Но мы будем учиться по интересным книгам?
— По любой, какой хочешь. Тебе нравится история?
— Поэзия мне нравится больше, в истории надо помнить столько имен и дат. Моя старшая сестра без ума от любовной поэзии Парфения. Ты читал ее?
— Некоторые стихотворения, но они мне не понравились. Они такие манерные. Мне нравятся настоящие книги.