Собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Проза
Шрифт:
Обнимаю тебя и целую.
P. S. Марина тебя часто вспоминает с добром и надеждой увидеться. Я тоже.
Володя.
Дорогой мой Слава!
Сегодня вернулся я из КамАЗа с гастролей. Устал и сразу влез в дела московские. Это я тебе посылаю подписанные договора.
А получил ли ты мою песню и что скажешь? Пока ничего путного я не придумал насчет островов-кораблей, но думаю, что это мы осилим через недельку. Я до 7 – в Москве, потом уйду в разъезды, а 17-го отбываю в Будапешт для съемок и гульбы. Очень хочу тебя повидать и предложить тебе одну идею для совместного сценария или даже пьесы, да и вообще просто поболтать да попить
Маринка моя сымается для телевидения, и я один как перст. Даже Севка – и тот в Ленинграде. Но я горю к тебе приехать, хоть на несколько дней, и представить даже на суд твой какие-нибудь песенки. Вот. Когда это будет – точно не знаю. Из Венгрии вернусь 25-го, если не будет путча. А если будет, то 30-го. А там и к тебе.
Обнимаю тебя, и привет Гале и кому хошь!
Высоцк‹ий›.
Дорогой Гена!
Я огорчен только тем, что снова мы не работаем вместе. Я все подстроил под это, но… се ля ви. Комитето сильнее нас. Уже я перестроился. Но в следующий раз мы еще повоюем.
Впрочем, песни-то мы успели всобачить. Кстати, про песни. Не знаю уж, что там Эдик придумал, но уж больно в плохие картины он пишет. Ты уж ему воли не давай, держи в струне. Пущай отходит от Карасика.
Студенческую песню нужно начинать как бравый хвастливый верноподданнический марш, а потом переходить на нечто туристское, а в конце и на вагонно-блатное. Под чистые гитары. Но мелодию не менять. Хорошо бы, если бы они еще в это время курили, да и выпить не грех, а Ваня чтобы подпел – «Зато нас на равнине не сломаешь».
Я обнимаю тебя.
Привет Мише, Регине и Мазину.
P. S. В студенческой песне тебе полная свобода, можешь марать, перекомпоновывать и т. д.
Еще раз целую.
Володя.
Мама!
Мы здесь живем. [4] Это самый лучший отель в мире – на острове. Море, и красота неописуемая. Мы тебя целуем и любим.
4
На открытке – вид отеля «Святой Стефан». – Примеч. сост.
Володя.
Дорогой Ваня! Вот я здесь уже третью неделю. Живу. Пишу. Немного гляжу кино и постигаю тайны языка. Безуспешно. Подорванная алкоголем память моя с трудом удерживает услышанное. Отвык я без суеты, развлекаться по-ихнему не умею, да и сложно без языка. Хотя позднее, должно быть, буду все вспоминать с удовольствием и с удивлением выясню, что было много интересного. На всякий случай записываю кое-что, вроде как в дневник. Читаю. Словом – все хорошо. Только кажется, не совсем это верно говорили уважаемые товарищи Чаадаев и Пушкин: «Где хорошо, там и отечество». Вернее, это полуправда. Скорее – где тебе хорошо, но где и от тебя хорошо. А от меня тут – никак. Хотя – пока только суета и дела – может быть, после раскручусь. Но пока:
Ах, милый Ваня, – мы в ПарижеНужны, как в бане – пассатижи!Словом, иногда скучаю, иногда веселюсь, все то же, только без деловых звонков, беготни и без театральных наших разговоров. То, что я тебе рассказывал про кино – пока проблематично. Кто-то с кем-то никак не может договориться. Ну… поглядим. Пока пасу я, в меру способностей, старшего сына. Он гудит помаленьку и скучает, паразит, но, вроде, скоро начнет работать.
Видел
Написал я несколько баллад для «Робин Гуда», но пишется мне здесь как-то с трудом, и с юмором хуже на французской земле. Думаю, что скоро попутешествую. Пока – больше дома сижу, гляжу телевизор на враждебном и недоступном пока языке.
Поездка Москва – Париж была, пожалуй, самым ярким пятном. Сломались мы в Белоруссии, починились с трудом, были в Западном Берлине, ночевали в немецком западном же городке под именем Карлсруе. В Варшаве глядел я спектакль Вайды «Дело Дантона». Артистам там – хоть ложкой черпай, играть по горло. Вообще же, обратил внимание, что и в кино, и в театре перестала режиссура самовыражаться, или – может, не умеет больше и прячется за артистов. Как там у вас дела? Я ведь могу позвонить, но только поздно, когда тебя уже в театре нет. Потому и новостей не имею, а Ивану не звоню, он странно как-то вел себя перед отъездом моим, но я забывчив на это и, может быть, отзвоню. Золотухину напишу, хотя и не знаю, где он. Передай привет шефу, я по нему, конечно, соскучился. Хотя, может быть, увижу его тут. Дупаку тоже кланяйся, и Леньке Филатову, и Борисам – Хмелю и Глаголину.
Засим позвольте, почтеннейше откланяться. Ваш искренний друг и давнишний почитатель.
Володя.
P. S. Ванечка, я тебя обнимаю! Напиши!
P. P. S. Не пей, Ванятка, я тебе гостинца привезу!
Мамочка! Это первая открытка, но уж больно здесь красиво – и телефона нет. Мы на пароходе поплыли из Генуи на Канарские острова. Отдыхаем, глядим, восхищаемся, шастаем. 4-го будем в Париже. Целую.
Володя.
Дорогой Толя!
Я вспоминаю тебя всегда, и обнимаю, и хочу тебя видеть во всех портах.
Мой адрес: Москва, Малая Грузинская, 28, кв. 30. Т‹елефон› 254 75 82.
Сообщи свои дела и расписание. Целуем.
Володя, Марина.
Дорогой Слава! Молчал я, засранец, ибо думал, что ты в рейсе. У нас все прекрасно и омерзительно. Живем в грязи в новой уже квартире. Петька уехал в Париж поездом, а мы через 30 мин. – на 13 дней в Ригу, втроем. Мы вас с Галей целуем, благодарим и любим, и жаль, что редко мы, Славик, встречаемся и т. д. Обнимаю, уезжаю.
Дорогой мой Миша!
Посылаю тебе кое-что для пластинок с Алешей. Может, кое-что и пригодится. Здесь 20-30-е годы. Не надеюсь, что Алеша выучит, ну так все равно может пойти в дело – глядишь, кто и споет в русских кабаках.
Я, Миша, много суечусь не по творчеству, к сожалению, а по всяким бытовым делам, своим и чужим. Поэтому бывают у меня совсем уж мрачные минуты и настроения, пишу мало, играю в кино без особого интереса; видно, уже надоело прикидываться, а самовыражаться могу только в стихах, песнях и вообще писании, да на это – самое главное – и времени как раз не хватает. Только во сне вижу часто, что сижу за столом, и лист передо мной, и все складно выходит – в рифму, зло, отчаянно и смешно. Но решил я – закончу вскоре самую необходимую суету – и все побоку, постараюсь делать только свое дело. Мне бы надо занять немного твоей «маниакальности» и дотошности, я даже завидую, как ты последователен.