Собрание сочинений в десяти томах. Том 9

Толстой Алексей Николаевич

Голоса. Да здравствует Робеспьер! Да здравствует Комитет общественного спасения! Да здравствует террор!

Робеспьер. И вот эти наши новые враги, обжоры с чувствительными сердцами, кричат: «Долой режим казней, долой террор! Амнистия всем заключенным в тюрьмах, всем спекулирующим на народном бедствии, всем аристократам и роялистам!» Когда мы стоим лицом к лицу перед вооруженной с ног до головы Европой, перед бандами австрийского императора и прусского короля, перед душителями свободы – эмигрантами Кобленца, [28] когда с запада над нами нависла Англия, а на востоке поднимается

страшный призрак русской императрицы, – в это грозное время у нас хотят вышибить из рук оружие! Мало того, эти обжоры, эти развратники заражают пороками всю нацию, отравляют источники сил. Вот это, быть может, самое вероломное и страшное покушение на свободу республики, адский план: разложить и обессилить нацию. Мне еще не достаточно известно, – быть может, этот план зародился бессознательно в мозгу человека… Но дело не в умысле, – опасность все равно остается грозной. Порок – не только моральное, но и политическое преступление. И тем опаснее порочный человек, чем значительнее были услуги, оказанные им когда-то республике… (Пауза, пьет воду.)

28

…душителями свободы – эмигрантами Кобленца… – В немецком г. Кобленце сосредоточилась аристократическо-монархическая эмиграция. В 1792 г. она сформировала контрреволюционную армию, которая совместно с австро-прусскими войсками вторглась во Францию. В 1794 г. республиканские войска заняли Кобленц и разгромили эмиграцию.

Лакруа(Лежандру). Ты понимаешь теперь? Это чудовищно!

Робеспьер. Вы легче поймете меня, если представите себе человека, который еще недавно носил вязаный колпак и рваные сапоги, съедал свой завтрак наспех за прилавком рядом с солдатом, ремесленником и санкюлотом, – и вот теперь этот человек разъезжает в стеклянной карете, играет в карты у бывших аристократок, покупает загородные виллы, одевается в шелковый кафтан, устраивает великолепные ужины, где рекою льется вино и остатки хлеба и мяса швыряются собакам.

На амфитеатре рычание.

Да, этот человек живет, как принц крови. Довольно, портрет готов. Я спрашиваю: почему до сих пор не отрублены эти руки, грабящие народную казну? Не брошено в яму с известью это тело, заражающее нас всех миазмами разврата? Но – будьте покойны, граждане, – никакой пощады к тем, для кого республика – только средство для спекуляции, а революция – ремесло. И ты, брат из Лиона, вернись к своим и скажи: меч закона не заржавел в руках тех, кому вы его доверили. Мы покажем миру великий и страшный пример правосудия.

Бурное рукоплескание на скамьях. Робеспьер спускается с трибуны и уходит деловитой мелкой походкой.

Лакруа(Лежандру). Теперь ты понял, о ком говорил Робеспьер?

Лежандр. Да.

Лакруа. Вы губите республику, вы губите самих себя! Ты увидишь: скоро сам Комитет общественного спасения сложит головы на площади Революции! Это безумие – бросать народу такую страшную жертву.

Лежандр. Где сейчас Дантон?

Лакруа. В Париже.

Лежандр. Пойдем, нужно его увидеть во что бы то ни стало.

Занавес

Картина четвертая

Внутренний

сад Пале-Рояля. Под опущенной маркизой кафе у столика сидит Геро де Сешель. Проходят мужчины и женщины.

Геро(проходящей девушке). Послушай, Нинон, советую тебе разодрать пошире дыру на юбке, тогда по крайней мере будет видно все бедро.

Нинон. Ну, не дурак ли ты?

Геро. Ого, что это у тебя на шее?

Нинон. Гильотиночка.

Геро. Ты стала якобинкой?

Нинон. Третьего дня вся наша секция перешла к якобинцам. Послушай, Геро, говорю тебе как честная женщина, уходи из Горы, переходи к якобинцам. Жалко, если тебе отрубят голову.

Геро. Подойди ближе, я тебя поцелую.

Нинон(вырываясь от него). Некогда мне с тобой целоваться. (Убегает.)

Геро. Юбку-то, юбку раздери пошире. (Смеется.)

Появляется Дантон, держа за плечи Розалию и Жанну.

Дантон. Геро, знаешь, кто эти девчонки? Это дриады из Тюильри. Я бегал за ними, как фавн. Представь, чем они занимались? Розалия кормила воробьев и называла их по именам: Марат, Филемон, Вольтер, Бриссо. [29]

Розалия. Врешь, я не говорила Бриссо, в июле я сама подавала голос за казнь жирондистов.

29

Бриссо де Варвиль Жан-Пьер (1754–1793) – один из вождей жирондистов, член Законодательного собрания и Национального Конвента, литератор. Казнен 31 октября 1793 г.

Дантон. А Жанна раскачивалась на ветке и во все горло орала фальшивым голосом карманьолу.

Геро. Девочки, приветствую вас. Я и мой старый друг Дантон решили сегодня с утра покончить с политикой. К черту политику! Мы решили как можно ближе подойти к природе. Мы долго с ним обдумывали, как это сделать. Наконец нас озарила гениальная мысль – отыскать в Тюильри двух девчонок. Они должны быть глупы, легкомысленны и смешливы.

Розалия. Ну да, это мы самые.

Жанна. Розалия, что они хотят с нами делать?

Розалия. Я думаю, что они хотят играть с нами в животных.

Дантон(смеется). Мы будем играть в животных! Великолепно! Мы будем играть в животных.

Жанна. Мы уедем за город?

Дантон. О да, мы куда-нибудь уедем. Хотя в животных можно играть, не уезжая из города.

Геро(таинственно). Мы будем все четверо ходить совершенно голые.

Жанна(живо). Ай, клянусь тебе, Розалия за сто су никогда днем не согласится снять платье.

Геро. Этому я никогда не поверю.

Розалия(Жанне). Почему это я не соглашусь снять платье, моя милая? У меня кривые ноги, или отвислый живот, или торчат, как у тебя, лопатки?

Жанна. Пожалуйста, не кричи, – мои лопатки знает весь Париж.

Дантон. Жанна, ты отважная женщина.