Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Подводное солнце
Шрифт:
Самолет летел вдоль волны. Неподвижная, приближаясь лишь снизу, она походила на широкий крепостной вал, почти задевая за грудь летающей лодки. И теперь Маше казалось возможным сесть на этот гостеприимный вал, словно по волшебству застывший в море…
– Будь волнение меньше – не посадить! А теперь… спина у нее – будь здоров! – как дорожка на аэродроме!
Маша оглянулась. Это говорил Костя. Глаза его восхищенно горели. Сам же он был бледен. Рядом стояли и другие члены экипажа: повеселевший, снова добродушный штурман, гибкий, собранный Мамед. Командир всем приказал приготовиться к катастрофе.
Удар от прикосновения к гребню волны был ничтожным. Лодка помчалась по хребту, перемещаясь по морю вместе с волной, постепенно теряя скорость. Маша смотрела перед собой в переднее стекло, одновременно видя спину Дмитрия. Стекло стало мокрым от брызг и пены.
Двигатели и винты взревели, лодка вздрогнула. Маша видела, что Дмитрий пытается удержаться на волне, не дать лодке сойти с гребня. Лодка чуть взлетела, словно стараясь опять подняться, потом снова провалилась. У Маши захватило дыхание, она вцепилась в переборку. Волна ударила лодку в бок. Вверху мелькнул пенный гребень. Маша почувствовала, что падает. «Конец, Дмитрий!..» – подумала Маша, но не рванулась в заднюю кабину с открытым куполом.
Лодка переваливалась с боку на бок. Если бы не ее приподнятые над фюзеляжем, к счастью, короткие крылья, они погрузились бы в воду и погубили машину. Сейчас они только срезали концами пену с водяных хребтов.
– Вы остановили волну, Росов, – наклоняясь к летчику, восхищенно сказала Маша.
Лодка теряла скорость. Росов силился поставить ее против волны.
Никогда Маша не была счастлива так, как в эту минуту. Сквозь слезы видела она на далеком гребне резиновую лодочку. Сидевшие в ней люди махали руками.
Глава одиннадцатая. Ледяная параллель
Внезапно выглянуло солнце. Низкое, красноватое, оно тускло светило прямо в глаза и Маше, и Росову, сидевшему за штурвалом.
Маша, стоя позади пилота, опиралась на спинку его кресла и, прищурившись, смотрела вперед сквозь выпуклое стекло.
Небо, дальние льды, море внизу – все окрасилось в нежные оранжевые и розовые тона, будто скрытое полупрозрачной пеленой.
Снежные поля за молом кое-где расступились, образовав зеленоватые озера, тихие, как заводи.
Печальным успокоением веяло от всего этого после недавнего шторма.
Неяркая арктическая акварель заставила слезиться Машины глаза. Она подумала о людях, которых спас Росов. Они сейчас сидят под стеклянным куполом, пьют горячий чай, который им вскипятил Мамед, и приходят в себя. А четвертого среди них нет.
Маша жалела погибшего геолога, хоть и не знала его. И теперь думала о чьем-то горе. В жизни горе и радость вместе. И еще она думала о том, что вот дошла все-таки сюда волна весны. Долго шла с далекого юга в цвете яблонь и черемух, через чернеющие поля и темные мокрые леса. Шагала через вскрывающиеся реки и заблестевшие в тундре разноцветные болотца, вокруг которых жадно зацветали травы. Но перед паковыми льдами, сковавшими желанную морскую полынью, бессильной оказалась пробуждающая сила весны. Понадобилось «подводное солнце», чтобы продвинулась весна дальше в море и дошла теперь в туманах и штормах до отлитой изо льда белой полоски, заставив ее
Росов повел летающую лодку над этой ледяной полосой, которая превращалась по мере снижения самолета в великолепную аэродромную дорожку, покрытую, как и все вокруг серебристым снегом с розоватыми пятнами в отсветах низкого солнца. По обе ее стороны тянулся невысокий забор радиаторов с ажурными мачтами ветряков.
Сверху виднелся гидромонитор, стоящий на рейде недалеко от мола. Море все еще не успокоилось.
На снегу мола были выложены посадочные знаки.
Росов посадил самолет брюхом на снег, покрывающий ледяной мол. Пассажиры под стеклянным куполом едва ощутили прикосновение сугробов. Лодка поплыла по ним, как по морской глади.
Рев двигателей смолк.
К самолету спешили люди.
Раньше всех подбежала Галя.
Маша смотрела на нее через окно, решив, что не она одна счастлива.
На смуглом улыбающемся лице Гали блестели глаза, а из-под шапки выбился задорный локон.
Алексей выскочил первым и попал прямо в ее объятия.
Вдали к самолету брел, еле волоча ноги, Василий Васильевич Ходов. Его поддерживали с двух сторон Федор Терехов и Андрюша Корнев.
Добравшись до самолета, Ходов обнял всех прилетевших, сразу обступивших его.
– Ну, братцы, только пока вас не было, понял я, что и мой черед подходит, – сказал он каким-то тусклым голосом.
– Что вы, Василий Васильевич! – запротестовал Андрюша Корнев. – Мы с вами еще и не такое построим.
– Ты-то построишь, непременно построишь, – отозвался Ходов.
Александр Григорьевич и Денисюк взяли теперь Ходова под руки и повели к самолету.
– Да вот Волков приказал мне лететь в Москву, – словно оправдывался Ходов. – Тебе, Александр Григорьевич, на себя ответственность брать.
– Для того и из моря вышел, – ответил Александр Григорьевич. – а ты слетай, слетай в Москву. Пусть врачи уточнят диагноз.
– Чего уж тут уточнять. Рак и рак. Это пусть слабеньких утешают. Меня не надо.
– То ж не дело, – забасил Денис. – Как же нам без вас, Василий Васильевич? Обратно по-быстрому.
– Летают сейчас быстро, – привычно подтягиваясь и беря себя в руки, сказал Ходов.
Летчики не выходили из самолета, только подняли стеклянный колпак.
Приняв в летающую лодку Ходова, они закрыли колпак, и Росов, запустив моторы, погнал лодку по снегу.
Скоро она поднялась и, накренив крылья, стала делать разворот, ложась на курс к Большой земле, где Ходов пересядет на реактивный лайнер.
Маша долго смотрела вслед уменьшающейся в нежно-оранжевом небе птице с приподнятыми крыльями. Когда в Арктике нет туч, здесь всегда заря. А какой будет теперь жизнь?
Галя и Алексей медленно шли к краю мола.
– Нет больше Витяки, – сказала Галя, поникнув головой. – Вспоминаются мне строчки почти забытого поэта:
Когда умирают кони – дышат, Когда умирают травы – сохнут, Когда умирают солнца – они гаснут, Когда умирают люди – поют песни.