Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Подводное солнце
Шрифт:
Он с болью смотрел на молодую женщину. Он видел ужас на ее лице. Раздражение против нее сразу исчезло. Что чувствует сейчас она, бедняжка?.. Что привело ее сюда? Легкомыслие, авантюризм или отвага? Что она рассчитывала найти? Шум всемирной славы на Земле и таинственный мир покоя в космосе? Эх, девчонка! Здесь нет покоя! В космосе движется все: ничтожная молекула газового облака и планетная система звезды, одинокий метеорит или медленно вращающийся, но летящий с колоссальной скоростью звездный остров галактики. Здесь нет покоя, как нет пощады или жалости!
Все это сбивчиво, стараясь теперь щадить Эллен, объяснял ей Том Годвин, космический пилот…
Он встал с кресла, усадил в него Эллен, сам взволнованно ходил по тесной кабине, прищелкивая магнитными подошвами.
Эллен смотрела перед собой расширенными, невидящими глазами.
Что это? Бред?
С неправдоподобной отчетливостью встала перед ней прочитанная когда-то новелла. Почему только теперь, а не после разговора с Биг-мэм? Маленькая девушка в туфельках, отделанных бисером, выслушивает космического пилота, к которому незаметно пробралась на ракету, он объясняет ей «неумолимое уравнение»… Да, да! Так и называлась новелла – «Неумолимое уравнение»!.. Эллен с отвращением читала ее, ей казалось, что автор садистски играет на нервах читателя, что он придумал ситуацию не для того, чтобы показать героизм, а чтобы напугать неизбежностью, насладиться психологией убийства… пусть и вынужденного, но убийства!
И вдруг она почувствовала озноб. Она вспомнила имя новеллиста. Том Годвин! Когда-то ей казалось, что Том Годвин клевещет на американцев… Теперь американец Том Годвин, не писатель, но космический пилот, должен был сыграть в жизни роль, уготованную ему в рассказе его однофамильцем. Значит, тот знал психологию людей космоса, рисовал жизнь во всем ее безобразии. В рассказе пилот взялся за красный рычаг, позволив перед тем девушке поговорить с братом по радио, написать письмо родителям… Потом она превратилась в кусочек льда…
Эллен оперлась локтями о пульт, положила на сцепленные пальцы подбородок, невидящим взором смотрела перед собой.
– Теперь я поняла, что такое неумолимое уравнение. Спасибо, Годвин, – чужим, каким-то пустым голосом произнесла она…
Да, внутри у нее была пустота, пришедшая взамен мгновенному ужасу, который обжег ее холодом. Теперь осталась только пустота.
– Слушайте, Эллен. Это чертовски глупо, – сказал Годвин, в растерянности останавливаясь у кресла.
– Глупо, Том. Очень глупо, – послушно согласилась она.
Они впервые назвали друг друга по имени. Это произошло само собой, непроизвольно и просто.
– И вы так спокойны? – спросил Годвин.
– Нет, Годвин. Нет, Том… Я не спокойна, – не меняя голоса, но доверительно сказала Эллен.
– Вы настоящая девушка! – воскликнул Годвин и отвернулся к окну.
– Сколько осталось минут? – донесся до него усталый голос Эллен.
– Тринадцать, – сказал он, боясь обернуться.
– Она
– Все Хенты подлецы! – в бешенстве крикнул Годвин.
– Моя фотография будет в траурной рамке… Мне бы хотелось, чтобы люди плакали, читая обо мне. Слушайте, Годвин… А вы никогда не читали новеллу «Неумолимое уравнение»?
Том Годвин вздрогнул и покраснел. Когда-то прочитанный рассказ вдруг ожил для него. Он посмотрел на себя, на обреченную Эллен как бы со стороны. Ему припомнилось, что, закрыв книжку, он обозвал космонавта из рассказа палачом.
Годвин искоса посмотрел на Эллен. Лицо его покрылось каплями пота.
– Знаете, что мне хочется, Годвин? – обернулась к нему Эллен, смотря непривычно расширенными глазами. – Поцелуйте меня…
Годвин опешил.
– Вы с ума сошли! – воскликнул он, пятясь, и после паузы добавил: – У меня в Детройте невеста…
Эллен умоляюще потянулась к нему:
– Годвин! Для меня вы – весь мир, который я покидаю. Все, что я знала и любила, все, чего не знала и ждала…
Годвин почувствовал в этих словах столько искренности, отчаяния и в то же время силы, что мог только промычать:
– Да, мэм, но…
– Я такая некрасивая? – вдруг мило, по-женски спросила Эллен и поправила волосы. Она оставалась женщиной, маленькой, обреченной, но обаятельной женщиной…
– Что вы, Эль! – только и нашелся сказать Годвин.
– Том! – почти плача, воскликнула Эллен, притянула к себе голову Годвина и прижалась к его губам в долгом поцелуе.
Он тоже целовал ее, целовал, вкладывая в поцелуй все объявшие его чувства.
Потом она откинулась на спинку кресла и сказала с горькой иронией:
– А я всегда говорила, прощаясь, «может быть, увидимся…».
Глава восьмая. «Искатель»
– Ну как? Упадет на Луну? – глухо спросил командир «Искателя».
– Проверяю ответ, – отозвался Аникин.
Громов подошел к окну. Магнитные подошвы ботинок, прилипая к полу, позволяли ходить по кабине и при невесомости.
В окне виднелось красноватое, как на закате, солнце. Если бы не огненная корона на черном небе, оно было бы совсем земным. Громов нажал кнопку. Пленка светофильтра сбежала с окна. Ворвались ослепительные лучи космического светила, не живительно ласковые, смягченные атмосферой как на Земле, а яростно резкие, жесткие, жестокие…
Аникин, не поворачивая к командиру лица, чтобы не смотреть на солнце и не встречаться с Громовым глазами, сказал:
– Никуда и никогда не упадет. Станет вечным спутником Луны. Орбита – вытянутый эллипс. Пройдет над лунными горами и уйдет далеко к Солнцу…
Из репродуктора послышался бас академика Беляева, начальника штаба перелета:
– «Искатель»! «Искатель»! Я – Земля!
Громов сел к пульту и пододвинул почти вплотную к себе микрофон:
– Я – Громов. Слушаю, Василий Афанасьевич.