Собрание сочинений в девяти томах. Том 5. Льды возвращаются
Шрифт:
– Вот как? – оживилась Калерия. – Как же?
– Это прозвучит странно. Но зачем называть новых людей именами старых святых, в которых никто не верит. Пусть имя говорит как слово. Он приходит в мир…
– Друзья мои, – сказала подошедшая нянечка. – Мы уже утомили мамочку.
– Сейчас, родная, я только доскажу, – заторопилась Елена Кирилловна. – Пусть он придет в мир не одиноким бойцом, пусть он олицетворяет собой целый рой чувств, целый рой надежд, рой трудолюбивых пчел…
– Как же будет он называться? – строго спросила Калерия.
– Рой, – ответила
– Рой? – удивился Буров.
– Ну да, Рой. Разве это плохо?
Лицо Калерии покрылось пятнами.
Няня выключила экран, и я едва уловила лукавую улыбку на усталом, но прекрасном лице, растаявшем на светлом матовом стекле.
– Поразительные капризы! – пожала плечами Калерия Константиновна и заторопилась к выходу.
Мы вышли вместе с Буровым. Я старалась понять, что он чувствует. Ведь ему в лицо было брошено обвинение. Я, потерявшая отца, и, быть может, из-за него… я этого не сделала, а она… она отказалась работать с ним.
Я считала, что должна сказать что-то очень важное:
– Сергей Андреевич! Это неверно, что она сказала… Может быть, вам совсем не нужна моя помощь, но я хочу работать с вами. Я верю вам так же, как верил папа… Я постараюсь быть полезной… Я уже поступила на заочный факультет, но я не успела вам сказать…
Буров посмотрел на меня, словно видел впервые. И улыбнулся. Не насмешливо, а по-хорошему. У меня защемило сердце, я покраснела и тут же готова была себя возненавидеть. Ведь папа летел к Солнцу!.. А я? Я переживаю от улыбки мужчины.
Он сказал:
– Спасибо, Лю…
Мне было немного неприятно, что он так назвал меня.
– Спасибо, Люд, – словно поправился он.
– А что вы… что мы теперь будем делать?
– Что искать?
Он взял меня за руку. Ой, кажется, мне не придется неделю мыть ее!..
– Знаешь, Люд, что такое движение вперед?
– Движение вперед – это борьба противоположностей, – услышала я голос Ладнова. Он догнал нас. Я и забыла, что велела ему ждать меня у выхода. – Простите, но, кажется, вы переходите на физику, и я могу оказаться не лишним.
Буров посмотрел на него не очень приветливо.
– Борьба противоположностей! – мрачно повторил он. – Да, чтобы заставить их бороться, нужно найти «противоположное». Вы, Ладнов, теоретик. Взяв на себя тяжесть прогнозов и даже облачившись в мантию «судьи от физики», вы зачислили меня в паникеры… И все же я не перестаю уважать вас как теоретика.
– В восторге от этого. Чем могу служить? – ядовито осведомился Ладнов.
– Допускаете ли вы, что у Б-субстанции должна быть ее противоположность? Не вытекает ли это из ваших же формул?
– Допустим, что вытекает. Я даже допускаю симметричную парность во всем, что существует в мире. Мы с вами хорошая этому иллюстрация.
– Может быть, в том, что мы противоположны – залог движения вперед?
– Остроумно.
– Так вы не думали об этом?
– Допустим, думал. Но мне не хотелось связываться с вами, Буров. А надо было засесть вместе, ругаться…
– Это я могу.
– Я тоже, – огрызнулся
– А если бы мы засели? – спросил Буров.
– Пришлось бы отказаться от многого. Наши нынешние теоретические представления о физических процессах слишком грубы. Вы счастливец! Вы допускаете умозрительные выводы. У меня не может существовать ничего математически не доказанного.
– Вот потому-то вы и нужны мне. Ругайте меня, объявляйте паникером, сомневайтесь во всем… Но если вы в чем-то согласитесь, это будет истиной! Однозначной!
Я с восхищением смотрела на Бурова.
– До сих пор мы оперировали с узенькой полоской явлений, законов, действующих сил, – продолжал Ладнов (они, честное слово, забыли обо мне!). – Взаимодействие электрических зарядов и электромагнитных полей, гравитационные силы. Грубо! Первое приближение. Нет! Ответ, почтенный мой Сергей Андреевич, нужно искать в незнаемом. Надо угадать природу внутриядерных сил, с одной стороны, и сил взаимодействия галактик – с другой. Разгадать циклопическую кухню в ядре галактики, откуда вырывается струя всего того, из чего строятся миры… Именно там взаимодействуют ваша, буровская, Б-субстанция и еще не открытая, ей противоположная антисубстанция, если хотите, А-субстанция!
– Верно, черт возьми! Именно там! Эх, если бы дотянуться дотуда руками! – крякнул Буров.
– Выше, выше берите, экспериментатор Буров! Куда не хватают руки, дотянется мысль. Нужно воспроизвести кухню рождения миров, воспроизвести здесь, на Земле.
– Черт вас возьми! Мне нравится такая моя противоположность! – восхищенно воскликнул Буров.
– Я, теоретик, могу только вообразить, в лучшем случае представить в формулах, а вы… если бы вам не мешали ваши гипотезы, могли бы воссоздать эту кухню на Земле, чтобы потрогать руками… любую субстанцию.
– Пожалуй, мало этих рук, – сказал Буров, отпуская мои пальцы и рассматривая свои огромные руки.
– Маловато, – процедил Ладнов. – Тут нужны руки всех физиков мира, не загипнотизированных никакими гипотезами. Нужны мозги всех математиков, искусство всех химиков…
– Но проверять-то они все же будут гипотезу об А-субстанции?
– Проверять нужно все, сомневаться во всем.
– Черт возьми! В вас, Ладнов, я бы не сомневался. Свою ругань вы в формулы не перенесете.
– Нет обозначений, – усмехнулся Ладнов.
– А что, если поставить такую задачу на Лондонском конгрессе?
– Там многие будут против вас, но… искать примутся!..
– Так ведь только это и надо!..
Я медленно отставала от ученых. Они вдруг показались мне великанами, а я была такой маленькой…
Они ушли вперед».
Часть третья
Ледниковый период
Период холодной войны не менее губителен для планеты, чем ледниковый период.